Кантилена для мертвеца. Мистическая драма. Номен Нескио
други, он теперь предпочитает, чтобы к нему обращались не иначе как Николай Васильевич. Он у нас натура нежная, ранимая. Состоявшийся писатель как ни как. Уж, господа, тут иначе не скажешь. Однако, – внезапно, ироничный тон сменился на холодную твёрдость, – месье Гоголь, хочу вас предупредить, вы стоите в шаге от фатальной ошибки. Запомните мои слова, хорошенько запомните…, а хотя….
Он махнул рукой.
– Сто-о-ой, – донёсся с улицы голос кучера.
Гоголь мельком глянул в окно и вновь обернулся к собеседникам. В комнате было пусто.
***
– Я пригласил вас, любезнейший Павел Васильевич, чтобы….
Гоголь осёкся от осознания того, что ненамеренно заговорил фразой своего героя. Анненков участливо склонил голову, выдавая неподдельный интерес к словам Николая Васильевича и замер в ожидании продолжения.
– … чтобы сообщить вам….
Было очевидно, что отсутствие собственных мыслей тяготило его, если приписать авторство произнесённых слов господину городничему, ожидающему лицо по особым поручениям с внушительными полномочиями из нашумевшей в своё время комедии.
– Николай Васильевич, надеюсь, вы не хотите сообщить мне какое-нибудь пренеприятнейшее известие? – нашёлся Анненков, стараясь вложить в свои слова теплоту и участие.
Он так и стоял у порога комнаты, не получив приглашения войти.
Гоголь молчал. Не моргая, он пристально смотрел на чемодан, где хранились рукописи. Угадав предмет интереса, Анненков обратил свой взор туда же.
Однако каков же был прежде соблазн, вновь явить миру своего героя, дать ему возможность продолжить свои труды для своего блага занимать в обществе достойную нишу. Тем более, что герой приобрёл человеческие качества, имел свой нрав и характер и уж конечно цель в жизни, пусть даже не самую праведную. Казалось бы, вот оно, продолжение. Но…, камень преткновения, хотя даже не камень, гряда, горная цепь, что встала на пути к замыслам, а выше стена из непроницаемого воздуха и преодолеть её нет ни единой возможности. Казалось, вот именно сейчас он принял какое-то очень важное решение.
– Ну…, вот я и приехал, – улыбаясь, произнёс гость, разведя руки в стороны, – Однако мы долго не виделись с вами.
Сняв дорожный плащ, который тот час же принял управляющий Ефрем и, не дожидаясь приглашения, Анненков неторопливо прошёлся по комнате и, поставив свой саквояж, стал раскладывать на столе письменный прибор, искоса посматривая на Гоголя, стараясь угадать его настроение.
Явно ощущалась прохлада приёма.
– Может чего изволите с дороги откушать? – спросил трактирный.
– Как, то бишь тебя?
– Ефрем, ваше благородие.
– Ты, вот что, Ефрем, ступай покуда. И вот ещё, получи…, – ответил Анненков, протянув ему монетку и, обратившись к Гоголю, продолжил, – Я по случаю отобедал по пути, уж не выдержал, так что до ужина в еде не нуждаюсь.
Человек откланялся, и тот час же