Сталинские соколы. Возмездие с небес. Станислав Сапрыкин
к стволу своего орудия. Мы отстреливались, как могли.
Понимая, что ничем не могу помочь оставшемуся звену, и отвечая за судьбу своего самолета и экипажа, я дал полный «газ» на оба двигателя и ввел Хейнкель в пикирование, пытаясь упасть с небес до высоты бреющего полета. Внизу замелькали верхушки деревьев, я вел бомбардировщик ночью на малой высоте, иногда маневрируя по курсу и старясь не упасть в чужую, явно не гостеприимную землю. Маневр сработал, «иван» отстал, потеряв нас в раннем утреннем небе. Все мрачно молчали.
Еще в темноте на посадке что-то пошло не так, первый раз за всю мою летную карьеру нас увело с посадочной площадки влево, бросив на край летного поля в яму. Все остались целы, но левая стойка и двигатель получили незначительные повреждения. Остальные Хейнкели вообще не вернулись. Экипаж Лерше объявили пропавшим, второй экипаж днем обнаружила наша пехота, все погибли.
Весь следующий день наш экипаж угрюмо проклинал разведку, узнав, что задание, стоившее нам потери двух самолетов, оказалось пшиком. Мы бомбили пустой аэродром, русские бомбардировщики покинули Юхнов утром предыдущего дня, перебазировавшись восточнее Москвы.
Понедельник начался очень рано, сегодня в 5.45 в дымке, пока позволяет ухудшающаяся погода, большой группой бомбили железную дорогу Сухиничи-Москва, вдоль которой наступает наша пехотная дивизия. Это рядом с нами. Перед вылетом нас заверили, что «иваны» беспорядочно отступают, возможно, так и есть, только северо-западнее станции в нас стреляло все, что может стрелять вверх. Благо на высоте три тысячи метров, с которой мы производили бомбардировку, нужно опасаться только зенитные орудий, которых у русских здесь не было. Спасибо двухмоторным истребителям, встретившим нас над железной дорогой и уже расчистившим небо от русских. Убедившись, что бомбометание с горизонтального полета не даст необходимой точности, сегодня наш экипаж применил не свойственную для Хейнкеля тактику бомбометания с пикирования, это было возможным, так как бомбы висели извне, на подвеске, и все-таки больше никогда не буду повторять такое! Наша птичка чуть не развалилась, штурвал тянули вдвоем с Мильхом. Все бы обошлось, но последний экипаж второго звена на базу не вернулся, а дымка помешала отследить судьбу самолета.
Дождь, слякоть и тоска. Наш экипаж прикован к земле. Мы не летаем, просто сидим в русской дыре. Наступление на Москву остановлено, судя по всему, генералы не рассчитали свои силы и силы «иванов». Наиболее подготовленные экипажи, когда погода летная, совершают рейды в тыл противника. Мы совершенно не готовы к зиме. Похоже, на самом верху не планировали продолжать войну так долго. Хейнкель – замечательный самолет, только не для русских холодов. В мороз двигатели не запускаются, мы часами греем цилиндры и бензонасос, благо – есть антифриз и ацетилен, на воде мы убили бы моторы и никогда не взлетели. Это настоящая мука, пальцы примерзают к ледяной корке на металле и болезненно отрываются с кровью. Система обогрева кабин, когда на улице минус двадцать