В ожидании наследства. Страница из жизни Кости Бережкова. Николай Лейкин
как меня костишь! И скаредом, и аспидом…
– Ах, милостивец, Евграф Митрич! Точно, что иногда поропщешь на вашу скупость, но взгляните вы в мою душу…
Настасья Ильинишна заслезилась.
– И я, и дочь моя денно и нощно молим Бога о вашем здравии. Умрете вы – ну, что мы будем? Ведь чуть не по миру идти… Иголкой-то тоже немного наковыряешь. Да и отвыкла уж я от этого из-за ваших благодеяний.
– Ну, молчи, молчи. Нечего тут… Я не обижу… Довольно лизаться, довольно… – бормотал старик.
– Ведь только не венчаны мы, да на одной-то квартире не квартировали, а то ведь живем восемнадцать годов как муж и жена. И дочка ваша Таисонька… Каждый день, как проснется поутру, сейчас на ваш портрет взглянет и перекрестится. «Дай Бог здоровья папеньке…»
– Ну, довольно. Иди домой… Уж двенадцать часов… Пора спать.
– А я хотела, голубчик, Евграф Митрич, попроситься у вас, чтобы вы мне с Таисонькой позволили здесь сегодня переночевать, – робко сказала Настасья Ильинишна.
– Это еще зачем?
– Да ведь уж поздно домой-то идти, голубчик. К тому же и вас-то жалко оставить, такой вы сегодня слабенький да неимущий. Ну вдруг хуже вам случится? Я и за доктором сбегаю, я и…
– Приказчики есть, Костя, старуха Ферапонтовна, кухарка…
– Так-то оно так, но все-таки лишняя женщина. И подать что, и натереть вас, ежели что случится. А что Ферапонтовна, то какая она работница! Ей только бы до себя.
Позвольте мне и Таисоньке переночевать у вас. Я вон в той комнате рядышком не раздеваясь на диванчике лягу, а вы чуть что – и позовете меня.
Старик подумал.
– Ну, оставайся, – сказал он и тотчас же прибавил:
– А только ты это все, Настасья, с коварством… Ты думаешь, нешто я не понимаю твоего коварства?
– Да какое же тут может быть коварство-то, батюшка, Евграф Митрич!
– Ну вот… Будто я не понимаю! Все вы, подлые, на смерть мою рассчитываете: и ты, и Костя, и приказчики.
Настасья Ильинишна заплакала.
– Бог с вами, Евграф Митрич… Только обижать и умеете.
– Будет, будет… Достаточно… Ступай…
– Позвольте, благодетель, Таисоньке-то с вами на сон грядущий проститься, – проговорила Настасья Ильинишна, отирая слезы. – Кстати и благословите ее.
– Зачем?
– Как «зачем»? Ведь кровь ваша.
– Кровь? – подозрительно повторил старик. – Ну, насчет крови-то это еще вилами писано.
– Боже милостивый! Что вы говорите! – всплеснула руками Настасья Ильинишна. – Да я как свечка перед иконой…
– Ну уж, веди, веди ее сюда. Так и быть.
Настасья Ильинишна подошла к дверям и поманила. Вошла девушка, подошла к кровати старика и припала к его руке. Старик притянул ее за голову, чмокнул в лоб и три раза перекрестил. Сделав это, он замахал руками и раздраженно заговорил:
– Идите, идите вы от меня теперь! Довольно! Дайте покой.
Настасья Ильинишна и Таиса удалились.
Глава VI
Человек пять так называемых швейцаров со всех ног бросились