Странники земель Повременья. Анатолий Мусатов
не помню… а бутылёк надо добить… Самое оно будет… А, черт, главное, по какому поводу хоровод завелся вчера? Что за повод?..».
Размышления Антона в этот раз были не столь продолжительными, как обычно. Обычно он обстоятельно размышлял только над делами будничными, суетными, которые непременно надо было решить. В этот раз решать было нечего. Мистика была чужда его практическому складу ума, а посему Антон вяло подумал: «Что-то уж больно странный сон привиделся…».
Саму же бутылку Антон решил принять как артефакт: «Вот она есть, а что и как, выяснится потом…».
Нехотя поднявшись, он побрел в ванную. Простояв под душем дольше обычного, Антон кое-как выскреб подбородок и щеки от двухдневной щетины. На столе в кухне, на тарелке под салфеткой он нашел жареные сосиски с яйцами, оставленные женой. Она иногда милостиво одаривала его скромным завтраком, но только в те дни, когда Антон приносил деньги на содержание дочери. Они давно уже с женой не поддерживали супружеские отношения, особенно после того, как друг семьи Шурик Удам был застигнут им на «солдафонше», то бишь, на жене Антона. Посчитав развод в данных обстоятельствах делом хлопотным, разводиться они не стали, и лишь разошлись по разным комнатам…
Есть он не стал. Напившись компота, Антон вышел из квартиры. Через час, протрясшись почти через весь город, он спускался в подвал мастерской. Димыч уже был там. Анфилада комнат тянулась через весь подвал, раньше принадлежавшего какому-то ЖЭКу. В одной из комнат они оборудовали уютную кухонку, с диваном, двумя столами, и прочей мебелью, которую за ненадобностью оставили здесь прежние хозяева. Видимо, рухлядь в виде шкафов и стеллажей была слишком обременительной, чтобы ее перевозить в новые апартаменты.
Димыч, любивший кулинарить, уже наварил баранины, разложенной по мискам и источавшую густой аромат. Тут же стояла бутылка «Столичной» и прочая соответствующая закуска. Завидев брата, Димыч осклабился:
– Давай, садись, а то уже под «ложечкой» сосет!
Он засуетился, зазвякал стопочками, обнося свою объемную тушу вокруг стола и самого Антона со скоростью шустрого колибри. Плюхнувшись на диван, жалобно взвизгнувшего под тяжестью его ста тридцатикилограммового тельца, Димыч недоуменно воззрился на брата:
– Ну, стоять не устал? Ты чего такой смурной?
Антон скроил кислую физиономию и вяло ответил:
– Хрен его знает, снилось, будто всю ночь ошивался на Митинском. Вдобавок, с каким-то типом, вроде кладбищенского бомжа. Задолбал он меня своим трепом, прийти в себя не могу до сих пор.
Димыч, возведя очи горе, философски подошел к этому вопросу:
– Чего голову ломать, чему бывать – того не миновать. Давай лучше примем по дозе, чтобы легче было работать и ушами не хлопать. Ну, где же кружки, наши подружки!
Димыч был в своем репертуаре. Сыпать рифмами он любил по поводу и без повода, чем иногда сильно досаждал Антону. В самый ответственный момент, когда назревший вопрос требовал кардинального решения,