Человек-Черт. Алексей Владимирович Июнин
вниз. Пачка кончилась. Во рту было ощущение, будто там жгли костер, Андрей еще никогда столько не курил. Было противно и даже подташнивало. Пора убираться от сюда. Но вот где-то над ухом он расслышал отголосок какого-то противнинького хихиканья. Обернувшись, он, конечно, никого не увидел. Но хихиканье повторилось и Андрей почувствовал, что или он галлюцинирует или кто-то над ним издевается. А тут еще шептание, словно задуваемое в голову самим ветром.
Парень поежился.
– Че за фигня? – пробормотал он вслух. Вместо ответа – вновь хихиканье и порыв ледяного ветра, от которого по спине побежал холодок. – Все, хватит! Возвращаюсь! Ну и дурак же я!
И тут по Гренадерскому мосту со стороны Невы он увидел ее. Надя шла, сунув руки в карманы красного плаща с широким воротником, локтем прижав сумочку к талии. Ветер слегка метал черные волосы средней длины, челка непослушно щекотала лоб. Цокот высоких каблуков будто прогнал странное хихиканье и нехорошие предчувствия. Увидев ее, Андрей забыл обо всем на свете. Ничего ему больше не надо было кроме стука этих острых каблуков его любимой девушки.
– Ты все-таки пришла… – выдохнул он, не знал, целовать ли ее в губы или пока в щеку. Но Надя не проявила преждевременной нежности. Она остановилась перед ним как солдат. – Пошли домой, Надя.
– Андрюш… ты считаешь меня игрушкой, да?
– Нет, ты не игрушка.
– Игрушкой, которую можно выбросить, когда надоедает? Которую кладут в дальнюю коробку, когда жалко выбросить?
– Ничего подобного я никогда не говорил!
– Но ты избавился от меня, Андрюша! – воскликнула она. – Ты знаешь, как я люблю тебя, и все же отделался от меня, хотя и сам говорил, что любишь!
– Я… Я люблю тебя! Что ты такое говоришь! Садись на мотоцикл, у меня есть второй шлем и поехали домой! Хватит валять дурака! Почему ты вообще ушла?
– Почему? Ты что был совсем пьяный? Ты уже не помнишь, что сказал мне, что мы расстаемся?
Новая волна мерзкого смеха. Какой-то юродивый хихикает над ним, прикрывая рот ладошкой! Жуй осмотрелся по сторонам в поисках этого гада, но Грикова была одна, если не считать проносящихся мимо автомобилей.
– Мы… – проговорил он уже тише, – Мы не расстаемся. Ты не поняла. Так нужно для предстоящего тура. Это слух! Просто слух!
Он смотрел на Надю, она смотрела на него. У нее были раскосые глаза типичного дальневосточного типа. И не удивительно – дедушка и бабушка Нади по отцовой линии были и остаются коренными эвенами и очень не любят когда их называют эвенками и тем более чукчами. Надя никогда не плакала, быть может, сила северного духа не позволяла ей делать этого, но она не плакала, даже когда узнала, что ее давняя подруга погибла в автомобильной аварии. Надя не плакала никогда, но Жуй знал, что эта девушка «плачет внутрь», и вот именно сейчас она делала именно это. Раскосые глаза ее оставались сухими, губы плотно сжаты, на лице не дергается ни один мускул и только по голосу можно было понять,