Андеграунд, или Все романтики попадают в... Сергей Григорьев
что ни на есть русские имена. Мы самые что ни на есть русские люди на нашей русской земле. И где мы? В жопе! На сраном чердаке пьем дешевый портвейн, – Помидоров говорил негромко, но зло и очень эмоционально. – Вот ты посмотри в окно! Много русских ты там увидишь? Ни хрена! Там довольная жизнью, пестрожопая толпа чужаков, которые ведут себя на нашей земле по-хозяйски вольготно, нагло и бесцеремонно. Нет, ты посмотри, посмотри в окно!
Я встал на колени, пододвинулся к окну и посмотрел на улицу. Там внизу была не очень большая площадь, заполненная людьми. Многие были с детьми. Это было похоже на какой-то праздник или торжество, потому что среди толпы было много разноцветных флажков и воздушных шариков. Люди были довольны и радостны, очень многие улыбались. Все они, действительно, были разных национальностей – и африканцы, и азиаты, и кавказцы, и славяне. Последних было явное меньшинство. Я обернулся к Помидорову, тот пил портвейн из бутылки.
– Похоже, там какой-то праздник, – сказал я с некоторым воодушевлением.
– Праздник? – усмехнулся Помидоров, отшвырнул пустую бутылку в сторону, куда-то потянулся и достал еще одну. – Да у них, мразей, вся жизнь праздник, – он распечатал бутылку, поставил ее на пол, взял в руки автомат и отсоединил шомпол. Продавил шомполом пробку вовнутрь бутылки и прицепил шомпол на место. Затем взял бутылку в руку и, повернувшись ко мне, произнес:
– Давай-ка, Ваня, выпьем за русский дух, – и присосался к горлышку, после чего протянул бутылку мне. Я, стоя на коленях, сделал несколько глотков и снова посмотрел в окно.
– И много там русских, на этом празднике? – ехидно спросил Помидоров.
– Нет, не много, – ответил я, не поворачиваясь.
– Вот то-то и оно. Потому что вся эта инородная саранча просто выдавливает нас, русских, с нашей земли. Выдавливает из домов, из квартир, с рабочих мест, с улиц, загоняя нас на чердаки и превращая в бомжей и неудачников, – Помидоров говорил яростно и чересчур возбужденно. Я взглянул на него. Он был уже прилично пьян, глаза его горели безумной злобой, а в уголках рта скопилась какая-то бесцветная пена. В этот момент он был похож на параноидального фанатика. – И ведь они не просто приехали к нам погостить. Они, суки, приехали сюда жить и насаждать свои сраные законы и обычаи. А сами при этом плодятся и плодятся, и это многочисленное инородное потомство опять же выдавливает наших детей из детских садов, из школ, из жизни. Твари! Ненавижу этих тварей! Праздник у них? Сейчас я им устрою Праздник Общей Беды!
Он оттолкнул меня от окна, схватил автомат и ударил стволом в стекло, разбив его вдребезги. Осколки еще не успели осыпаться, а Помидоров уже начал стрелять короткими очередями. Я подскочил к нему и заглянул ему через плечо. Внизу на площади бушевали паника и давка. Люди метались из стороны в сторону, толкались, падали, спотыкались об упавших или топтали их ногами. И в этой безумной круговерти вслед за движением дула автомата в толпе возникали красные фонтанчики. Помидоров разил всех без разбора – африканцев, азиатов, кавказцев, славян, женщин и детей.
Волна неудержимого