Трилогия садизма: Одиночество. Деструктивность. Любовь. Игорь Озёрский
Она не только являет собой движение вниз, но и порождает вектор такого движения, превращая индивидуума в маленькую жертву массового регресса.
Сколько интересного и красивого в этом мире, но если выжечь это всё напалмом, останется лишь чёрная смердящая пустошь. Именно это происходит с общественной моралью, она воняет, словно застойная вода, образующая слизистый налёт на стенках ёмкости, в которой она находится.
Чем станет вечный полёт? Безмятежностью, вытекающей из необъятных просторов и льющейся в никуда – в серое бездумье тупой голодной толпы, где на одного барана сотня крокодилов. Я вижу их, я слышу визги их голодных отпрысков. Я мог бы с ними станцевать, ибо только в танце проявляется истинное безразличие – пустые взгляды, холодные тела, искусственные ласки. Отсутствие желания и высшая степень лицемерия.
Не может быть судьёй тот, кто любит людей, так же как мать никогда не сможет объективно судить своё дитя…
Пойдёт дождь. Ему всё равно, он не живой. Вылезут дождевые черви и умрут. Никто не знает почему. Важно ли это? Думаю, нет. Где-то на раскаленном камне сидит ящерица и греется под лучами палящего солнца. Смех и рыдания сотрясают воздух – кто громче?
Ребёнок громко смеётся. Ему весело. Но он просто не знает, что где-то в эту секунду совершается убийство, возможно даже не одно. Так же громко в тюремной камере смеётся маньяк, возможно оттого, что осознает всё это.
«Осколки бытия», часть 1
Психоанализ
Современная проблема индукции
Пролог (окончание)
«Кто я – демон или человек!?» – крикнул он застывшей перед ним толпе.
Собравшиеся люди непонимающе смотрели на него.
«Что же не так я сделал!?» – он был очень красив, но, к сожалению, и очень умён.
Это был разгар буднего дня, но сейчас, на обычно в это время оживлённой площади, воцарилась тишина; толпа, затаив дыхание, наблюдала. Это была мёртвая толпа. Для неё это был спектакль, и казалось, что вот-вот все эти люди, как в театре, начнут доставать маленькие бинокли, которые обычно выдают в гардеробе. Некоторые же стояли с видом, будто только и ждут антракта, во время которого они лениво поплетутся в буфет покупать безвкусные бутерброды за огромные деньги и пить отвратительное шампанское из красивых немытых фужеров. Они стоят с унылым видом, и, готов поспорить, один из них даже не постеснялся зевнуть.
Его волосы были растрёпаны, пиджак помялся в нескольких местах.
«Я ненавидел бы вас ещё больше…» – выкрикивая эти несвязные, но очень эмоциональные слова, он делал шаг то влево, то вправо. В его движениях была какая-то скрытая грация, они завораживали. «Не будет мёртв тот, кто не захотел этого!» – он взмахивал руками, окидывая своим безумным взглядом всех и в то же время никого. Всё больше и больше людей собиралось посмотреть, что здесь происходит, и никто не уходил. Толпа оцепенела, будто кролик перед змеёй. Они хотели его. Они хотели быть им. Он был очень красив, но, к сожалению, и очень умён: «Как я могу любить вас? Ведь