Дракон не дремлет. Джон М. Форд
знал слова из уроков, но сейчас они обрели смысл, и смысл этот ему не особо нравился.
– Мы правим, потому что не навязываем ничего, кроме закона. Никто не обязан чтить наших богов, говорить нашим языком, перенимать наши обычаи, даже ходить по нашим дорогам – только повиноваться законам.
Косьма кивнул:
– И каков первый из имперских законов?
– Доктрина Юлиана Мудрого: все веры равны, ни одна не должна запрещать другие, и ни одну Империя не должна ставить выше других.
Косьма сказал:
– Здесь Империя – это я. И ты, как мой сын, тоже. Если Шарль променяет веру отцов на нашу, его родные скажут, что мы заманили его посулами или даже принудили. Так начинаются мятежи… Мы говорим, что правим со времен Юлия, но это не так. Когда Западный Рим пал под натиском завоевателей, мы потеряли Галлию. Новый Рим с помощью английского короля вернул эти земли. И хотя мы получили землю, народы пришлось завоевывать по новой. Понимаешь?
– Да, – ответил Дими. Он вроде бы и впрямь понял. И еще начал кое-что понимать про должность своего отца.
Тертуллиан сказал без тени осуждения:
– Так молодой галл должен жить без Митры ради проформы?
– Ради Империи, возможно, – спокойно ответил Косьма.
– Будь он другом моего сына…
– Будь у тебя сын и будь у него друг, я с радостью позволил бы ему пройти испытание.
Дими растерялся. Страх ушел, но одновременно ушла и вера в самую возможность спора, и теперь он гадал, чего еще ему предстоит лишиться.
– Отец… ты говоришь… что закон не одинаков для всех?
Косьма на мгновение нахмурился, затем сказал:
– Закон одинаков для всех. Долг – нет.
Долгое время двое мужчин и мальчик стояли молча, словно вдалеке от шума и суеты вокруг. Потом Косьма, неловко похлопав сына по плечу, убрал руку и ушел с Тертуллианом.
Димитрий посмотрел на запад и увидел приближающиеся тучи. За четыре года в этой стране он полюбил ее ливни и особенно те чудесные зимние дожди, которые зовутся снегом. Однако сейчас ветер, несущий тучи, знаменовал перемены; говорил, что отныне ничто не будет прежним.
В тот вечер ужин прошел невесело. Дими помалкивал, считая, что и без того сказал слишком много. Косьма ушел в свои мысли и почти не говорил. Ифигения начала было рассказывать про купленные ковры, но никто не заинтересовался, и она тоже умолкла. Зоя и Ливия, младшие сестренки Дими, чувствуя общую атмосферу, благоразумно держали рот на замке.
Таким образом форум остался свободен для брата Косьмы Филиппа, что было куда хуже любого молчания. Для Ифигении Дукини имперский трон был мечтой, для Филиппа Дуки – видением. У него и впрямь бывали видения, и тогда он бился на полу, прокусывая себе язык.
Косьма рассказывал Дими, что много лет назад Филипп был прекрасным начальником конницы, но упал и ударился головой. Теперь он говорил кругами и зигзагами. Много лет он носил тогу вместо пристойных чулок и котты, но никто не возражал, потому что тоги легче стирать.
Если Фортуна, как некоторые утверждают, богиня, то с ней не поспоришь. И Филипп всегда