Птицы в небе. Татьяна Тихонова
успела она это произнести, как в дверях появилась запыхавшаяся Елизавета.
– К вашим услугам, Маргарита Николаевна! – выпалила она.
Глаза её, юркие как мышки, перебегали с одного лица на другое. В чистом переднике на хорошо подогнанном форменном платье, с собранным в аккуратную шишку русым волосом, вся она была само внимание. Впечатление портил лишь грубовато слепленный нос, хрящеватый и будто обрезанный, придавая гневливое, вздорное выражение.
– Будьте обе здесь, – коротко приказала хозяйка и обратилась к клиентке: – Пойдёмте, мадам.
Они ушли. Елизавета пожала плечами и спросила:
– Что надо этой лангусте?
Аделия Петровна желала слыть изысканной дамой и ела каждый день лангустов, которых продавали втридорога и только в магазинчике француза Бертье.
– У неё пропали серьги. Помнишь, ты примеряла их? Может, они упали куда-нибудь, – сказала Саша задумчиво.
Тогда Елизавета показывала, как делать уборку, с чего начинать, что нельзя упустить ни в коем случае. И, протирая бюро, увидела открытую шкатулку с серьгами. Через секунду она уже была в них.
– Ты что?! – опешила Саша. – Быстро снимай!
Та расхохоталась, но сняла.
– Да ты дурочка совсем, – глядя наглыми глазами, сказала она и сняла серьги.
Сейчас она непонимающе подняла подведённые тоненько брови.
– Ты о чём?! Твои комнаты. Сама взяла, а на меня валишь?!
– Ну я-то знаю, что не брала.
Елизавета выглянула из комнаты и тут же с кривой усмешкой вернулась. Следом за ней вошла Проня и молча села у стены на стул, сложив на груди толстые, в вязочках, как у младенца, руки.
– А мне-то что с того, что ты не брала? – Елизавета вызывающе крутанулась перед Сашей.
– Опять за своё принялась, – тихо проговорила Проня, – ты её не слушай, девка, прежнюю прислугу из восточных комнат убрали по подозрению в воровстве. И сейчас обыскивают твою, Лизка, комнату. Стоой!
Подскочив и раскинув руки, Проня заключила Лизавету, ринувшуюся к дверям, в свои объятия.
– Отпусти, гадина, – зашипела та, бессильно барахтаясь в мощных ручищах поварихи.
– Сама гадина, – упёрлась та широким плечом в косяк.
И вдруг громко взвизгнула. Отпустила одну руку и съездила по губам Лизавету.
– Ещё кусается!
Но одной рукой не удержала её, и Лизавета выскользнула. Заметалась по комнате. Деваться ей было некуда – двери перегораживала разъярённая Проня. Лизавета забилась в угол и затихла и лишь сверлила всех ненавидящим взглядом.
– Выслуживаешься перед хозяйкой, Пронька? – ехидно проговорила она, сплёвывая кровь из рассечённой губы.
– Дура! – бросила та. – Ведь из-за тебя второго человека ни за что, ни про что под суд отдадут, а там каторга!
– Да пошла ты! Тварь! Тварь! Тварь! – окрысилась та. – Ну, отпусти меня, – тут же прошептала она, глаза её горели лихорадочно, – я поделюсь.
– Пропусти, Проня, – послышался возбуждённый окрик хозяйки из холла.
Проня