Роман с Блоком. Никита Филатов
либо проявили в сем отношении слабость или растерянность.
IX. Государственный Совет остается впредь до общего пересмотра основных и выборных законов и окончания войны, но все исходящие из него законопроекты впредь представляются на Высочайшее благоусмотрение с мнением большинства и меньшинства. Самый состав его должен быть обновлен таким образом, чтобы в числе назначенных по Высочайшему повелению лиц не было ни одного из участников так называемого прогрессивного блока…»
– Да, мне известен этот документ.
– Здесь отсутствует подпись, – Муравьев указал Белецкому на последний лист.
– Это записка с планом неотложных мер спасения самодержавия, – спокойно пояснил Степан Петрович. – Она была составлена в кружке Римского-Корсакова еще во времена премьер-министра Штюрмера.
– Что это за кружок? – уточнил Николай Константинович. – Для протокола…
– Как я уже показывал на предыдущем допросе, это небольшое закрытое общество убежденных монархистов, которое возглавлял в мое время сенатор Александр Александрович Римский-Корсаков, один из руководителей Союза русского народа.
– Они имели какое-то политическое влияние на царя и его окружение?
– По-моему, нет. – Белецкий выдержал паузу. – Однако департамент полиции был обязан присматривать и за правыми, и за левыми политическими движениями…
– Вам известна дальнейшая судьба записки?
– Насколько я знаю, премьер-министр так и не подал ее государю, опасаясь, что она не отвечает либеральному настроению при дворе. Записка была вторично отпечатана и передана князю Голицыну, который все-таки передал ее царю от себя, но уже в ноябре прошлого года.
– Вы понимаете, что это, по существу, точный план монархического переворота?
Бывший полицейский чиновник промолчал. Блок посмотрел на него и заметил, что Белецкий как-то неожиданно сильно потеет – то ли от волнения, то ли из-за того, что в камере было по-настоящему жарко.
– Лично вы разделяете монархические убеждения? – не дождавшись ответа, продолжил Николай Константинович.
– Я не разбираюсь в политике, – покачал головой Белецкий. – Я просто выполнял свою работу.
– Ну-с, допустим. – Николай Константинович взял у него документы и положил их на стол. Потом кивнул Блоку. – Александр Александрович, записывать сегодня больше ничего не нужно.
Он опять обернулся к подследственному:
– Степан Петрович, как, не возражаете, если мы еще немного просто побеседуем? Без протокола?
– Отчего же не поговорить? – пожал плечами Белецкий. – Всегда пожалуйста…
– А вы не возражаете, товарищи? – на всякий случай обернулся к двери председатель Чрезвычайной следственной комиссии.
– Валяйте… – переглянувшись с надзирателем, разрешил представитель солдатского комитета. Особенных инструкций, как себя вести, ему не дали, а до ужина и до вечернего заседания