Кровавая жертва Молоху. Оса Ларссон
было тридцать пять, он работал в ледяных мастерских в Юккасъярви[4], когда-то отлично бегал на лыжах, в семнадцать лет выиграл первенство среди юниоров. После него остался мальчик, которому было тогда года три-четыре. Как бишь его звали…
Сиввинг замолк и затряс головой, словно желая вытрясти из себя имя ребенка. Продолжать рассказ без имени не представлялось возможным.
«Боже мой, до чего он болтлив!» – думала Ребекка, глядя сквозь стекло машины.
Наконец имя вспомнилось.
– Маркус! Тут тоже своя история. Мама давно перебралась в Стокгольм. У нее новый мужик и от него двое детей. Так все быстро. Она уехала в столицу, когда Маркусу было около года. Поселилась у своего нового и завела двоих малышей. А мальчик ей был не больно нужен. Суль-Бритт очень злилась на бывшую невестку. С другой стороны, она радовалась, что Маркус остался у нее. И тут началась новая жизнь. Она пошла в Общество анонимных алкоголиков, совсем перестала пить. Я спросил сегодня Анну-Хелену, когда она звонила: может, Суль-Бритт опять взялась за старое? Она ответила: «Ни за что на свете». Стало быть, придется ей поверить. Мало ли что может произойти. Не ровен час, поскользнешься на коврике, ударишься головой о край стола. Пройдет немало дней, прежде чем тебя найдут.
Ребекка хотела сказать «я-то захожу к тебе каждый день, а то и не по разу», но сдержалась. Отметила, как Кристер бросил на нее поспешный взгляд в зеркало заднего вида.
– Ну как, морошки-то в этом году удалось набрать? – спросил он.
– Плохо в этом году с морошкой. Никто ничего не собрал. Насекомых маловато. У меня есть два любимых болотца у озера Реншён, на которые я обычно хожу. Там всегда есть ягода. Но этот год – исключение из правил. Несколько часов проходил, а в ведре даже дно не покрылось. Но зато вдоль озера – полоса березового леса. Я набрел на нее года три-четыре назад, тогда год был урожайный, и я подумал, что там, среди березок, должна быть морошка. Но нет, ни одной ягодки. А в этом году, когда ее вообще нигде нет, я подумал, что надо все ж таки посмотреть там, в этой полосе. И представляешь – полно ягод! Просто сплошной золотистый ковер. Полоса-то всего метров в пятнадцать шириной и не более ста в длину. Я собирал часа два и набрал литров семь-восемь. Больше там не было.
– Ух ты! – с уважением проговорил Кристер.
Под их болтовню Ребекка могла подумать о своем. Как хорошо, что Кристер такой веселый и так заинтересованно слушает, так что у Сиввинга есть возможность выговориться. Это даже важнее, чем выгулять собак.
– Да, но сейчас с одной рукой куда труднее стало, – пожаловался старик. – А вот раньше знаешь как бывало? Помню, как мы с Май-Лиз собирали чернику в Пауранки. Кажется, году в девяносто пятом. За восемь часов я собрал сто сорок пять литров черники. Она росла повсюду: на краях болот, на сухом месте и на просеках. Ягоды были такие тяжелые, что ветки прогибались, поначалу видно было только зелень, приходилось поднимать кустик, чтобы добраться до ягод. Большие. И совершенно спелые, сочные! Вот и дом. Можешь не заезжать на двор. Просто остановись тут, в
Юккасъярви – местечко на севере Швеции, где каждый год строится отель полностью изо льда.