Воскресные призраки. Артем Северский
чешуя серебрилась на солнце.
– Красиво, – сказала Дина и, сорвавшись с места, побежала к узкой полосе озёрного пляжа.
Я снова обернулась. Конечно, мамы здесь не было. Она умерла три года назад в нашей квартире. Тогда я приехала к ней, чтобы спрятаться от мерзости, с которой больше не хотела иметь ничего общего. Мне нужно было убежище в стенах, где я выросла и всегда чувствовала себя в безопасности. Однако наше с мамой прошлое никуда не делось. Всякий раз, когда я возвращалась, она заводила привычную песню. Никогда её нотации и попытки отыскать здравый смысл не вызывали во мне ничего, кроме раздражения. Особенно, если она принималась меня жалеть – этого я на дух не переносила. Мне не нужна была её жалость, этот снисходительный страдальческий взгляд, в котором крылось всегдашнее «Я предупреждала».
Суть не в том, права она была или нет: я не могла измениться. Марк не первый, кому я позволяла обращаться с собой как с вещью. Тогда мой круг общения состоял из людей случайных, с которыми вообще не стоило иметь дела; но я, наоборот, стремилась к ним и получала удовольствие от этих ущербных отношений.
Чем сильнее мама давила, тем больше я распалялась. Всегда уверенная в собственной правоте, она не понимала моих потребностей. А я всего-то хотела немного уединения.
В конце концов мы сильно поругались. Не в силах больше сдерживать её напор, я ушла. Последнее, что помню: мама садится на стул у окна и поглаживает рукой левую сторону груди.
Договорившись с подругой, что она приютит меня на ночь, я поехала в другой конец города. Когда вернулась утром и открыла дверь своим ключом, увидела маму. Она лежала рядом со стулом. К тому моменту она была мертва уже несколько часов и стала коченеть. Телефона рядом с ней не оказалось. «Скорее всего, ― убеждала я себя позже, ― она и подумать ни о чём не успела».
Я убила собственную мать. Правда в том, что, сколько ни бери чужой боли, сколько ни наказывай себя, нельзя стереть прошлое. Быть может, однажды я превращу стыд, сожаление и чувство вины в нечто, что придаст смысл каждому будущему дню: смогу простить себя. А если не выйдет – сделаю всё, чтобы помочь Дине.
Стоя на песке, Дина пускала «блинчики». Когда я подошла к ней, она сообщила, с неприкрытым детским восторгом, что насчитала десять касаний. Она была совсем как я в тот день, когда мы с мамой приезжали сюда в последний раз.
Дина протянула мне плоский камешек. Я запустила его. Он подпрыгнул семь раз и пошёл на дно.
Белое поле
В утренней черноте, слыша, как похрустывает снег под ногами, пошла в коровник, там навела порядок: Клавку подоила, добавила сена, убралась. Корова ещё с телячьего возраста тут в одиночестве проживала. Когда муж у Александры умер, остальных бурёнок продала: не справиться было одной, и дело не в возрасте, а в спине: трудно с болью. Лечилась, но эффект оказался временный. На визиты в областной центр, на платную клинику денег ушло немало: диагноз, советы врачей, процедуры, лекарства. Обезболивающие помогали – нерегулярно.
Завтракала чаем с молоком и сухарями,