Слабым здесь не место. Охота. Джон Морган
мог понять ту бурю эмоций, которая заставила ее пойти на столь подлый обман. Подобное свойственно если не всем, то многим. Однако, чтобы прождать одиннадцать лик, требовалась твердая решимость и холодный расчет, которого он раньше не замечал в ней.
А знал ли он ее?
Неужели с девушкой, молча наблюдавшей за его страданиями, и той, с кем он проводил вечера в королевском крыле библиотеки, было что-то общее?
Тархельгасу пришлось заговорить первым.
Он старался унять дрожь тела от холода и слабости и злость в голосе от ее безразличия. Юноша даже сейчас вел себя в соответствии с кодексом, посчитав глупым терять над собой контроль, когда пребывание в камере подходило к концу.
– Причины столь радикального поступка с твоей стороны мне понятны, но шутка начинает затягиваться.
Принцесса не ответила, и он продолжил:
– Будет разбирательство, и тебе никто не поверит.
– Уже поверили, – заговорила девушка. Тихо, но торжествуя над побежденным Тархельгасом, который еще не догадывался о своем полном разгроме. – Мать знала про наше общение. Как ты оказывал мне знаки внимания, искал встречи, а потом тебя словно подменили.
Вдруг ее лицо, такое холодное и отстраненное, изменилось, и она начала плакать, говоря сквозь слезы:
– Тархельгас обозлился, ведь я по глупости своей рассказала, что каста Тибурон – лишь третья и у него нет шансов занять престол и, значит, владеть мной. Он сокрушался, ведь времени осталось так мало, поэтому и позвал меня на постановку Высших. А после пожелал приватной беседы…
Она изобразила потрясение и шок, продолжая маленькое представление для единственного зрителя:
– Он набросился на меня. Угрожал кинжалом, пока его грузное тело оскверняло мою плоть и душу. Не знаю как, но мне удалось вырваться. Я ударила его со всей силы отчаянья и едва успела сбежать.
Астисия достала из кармашка белый платок Тархельгаса, вытерев слезы, и закончила свою игру:
– Я всего лишь хотела, чтобы ты был моим, – при всем своем умении она не смогла скрыть до конца испытываемую злость и обиду. Не могла остаться отрешенной. – Любить тебя. Ты же не желал ничего делать для нашего будущего. А может, оно и вовсе было тебе не нужно. Лишь слепо следовал кодексу, и посмотри, куда он тебя привел? Где ты оказался, безропотно подчинившись воле ВсеОтца?
Астисия просто уничтожила Тархельгаса. Может, причина была в словах или в той игре, которой она удостоила его, или же в том, что он и не подозревал, как небезразличный ему человек мог, не колеблясь, перечеркнуть всю его жизнь.
Тархельгас был опустошен. Смолкли даже голоса. И все же он отчаянно пытался выбраться из водоворота ее лжи.
Астисия стояла молча, наслаждаясь триумфом, что почти перебил горечь недавнего предательства.
– Ты невинна. Я не трогал тебя, и это докажет любой лекарь.
Ее губ коснулась легкая тень насмешки.
– Меня уже осмотрели. И я не невинна.
– Ты не могла