Двор Тьмы. Виктор Диксен
скрыть лицо под широкими полями шляпы. Почему эти люди не бросились за нами вдогонку? Для них важнее охрана дилижанса… и его хозяина?
– Карета… вампира, – едва слышно произнес Бастьян.
Я с трудом сглотнула. Вспомнились ночи, проведенные за чтением тех самых книг, благодаря которым я узнала мантию инквизитора. Некоторые картинки изображали дорогие повозки из эбенового дерева, в которых передвигались повелители ночи, прячась от солнечного света.
Никогда еще я не встречала вампиров. Хотя с детства портрет основателя их империи наблюдал за мной с высоты камина. Хотя каждый месяц с самого рождения отдавала им в подписанной гематической бутылке десятую часть своей крови.
И вот, впервые в жизни, я оказалась в нескольких метрах от одного из этих существ, которые одновременно пугали меня, вызывали отвращение… и завораживали.
– Скоро стемнеет, и тогда у нас не будет шансов спастись от того, кто спит в карете, – забеспокоился Бастьян, насильно отрывая меня от созерцания загадочной повозки.
Мы прошли в тень переулка, подальше от глаз стражников.
– Обоняние вампира не сравнится даже с самой лучшей ищейкой, – объяснял брат по дороге. – Он с легкостью обнаружит наши следы в лесу. Нужно… спрятаться в другом месте.
– В другом? Но где? Вокруг нас двадцать грязных улочек, лес и замок на холме!
– Вот именно, – обрадовался Бастьян, вцепившись в мою руку, словно потерпевший кораблекрушение.
Брат перевел взгляд на ветхое здание на вершине крутой возвышенности, давшей название Крысиному Холму. То был не замок, а скорее древнее полуразрушенное поместье, где жил старый барон Гонтран де Гастефриш, сюзерен Крысиного Холма и окрестных деревушек. Несколько лет тому назад его жена умерла от лихорадки. С тех пор он и его дочь являлись единственными представителями знати в регионе. Они были освобождены от уплаты налога кровью, как и приходской врач.
– Иди за мной, – приказал Бастьян с внезапно обретенной уверенностью, которой я никогда в нем раньше не замечала.
В его больших, умных глазах зажегся огонек, та самая искра упрямой решительности, которую я так часто наблюдала у мамы. Сейчас, в этот момент, он напоминал ее, как никогда раньше.
Бастьян повел меня по извилистой тропинке наверх, туда, где в последнюю очередь я искала бы убежища.
Соломенные крыши домов давно исчезли за верхушками деревьев. Вскоре и флюгер в форме летучей мыши, три века назад заменивший крест на деревенской башне, исчез из виду. Тропинка петляла вверх, огибая холм.
Меня не отпускала навязчивая мысль, одни и те же слова, ужасным рефреном сверлящие голову.
Они все мертвы…
Боль в душе была такой нестерпимой, что даже на рыдания не хватало сил. Слезы отказывались течь: наш стремительный бег высушивал их прежде, чем они успевали пролиться на щеки.
Деревня скрылась из глаз. Нас никто не увидел: ни жители, запертые в домах, ни солдаты, охраняющие карету. Драгуны ни за что не узнают, в каком направлении мы движемся,