Дни, когда я плакала. Джоя Гоффни
это замечает, тут же меняясь в лице.
– Что не так? – Он берет меня за стопы и двигается вперед. Наклоняется, обхватив руками мои голени.
Нам нравится играть в «вперед-назад», когда я толкаю его носочками в грудь, а он своей грудью давит мне на стопы. Он говорит, для меня это хороший способ потренировать икры, в то время как он может разминать свои бедра. В конце концов, он же играет в футбол, и по его телу это заметно.
Мне нет нужды разрабатывать свои икры – я ненавижу футбол, но от этой игры мне всегда становится как-то легче.
– Мои родители снова взялись за старое, – говорю я, теряясь в мягкости и тепле его футболки, твердости его груди под ней.
– Что на этот раз?
– Да как обычно! – Мне не хочется рассказывать ему о Картере. – Папа никогда не признает, что он не прав, но, очевидно, крики мамы на него не действуют.
– Пусть лучше кричат. – Он поднимает взгляд, в его голубых глазах отражается солнце. Его родители не ссорятся или, вернее сказать, ссорятся молча. И в их молчании столько же напряжения, сколько в ругани моих родителей, если даже не больше. – Вот если они перестанут ругаться, тогда тебе стоит начать беспокоиться. – Он грустно улыбается.
– Беспокоиться о чем?
– О разводе.
Я давлю пальцами ног ему в грудь, упираясь пятками в батут.
– Твои родители…
Он качает головой, из-за чего волосы падают ему на лоб, а потом пропускает сквозь них пальцы, возвращая на место.
– Не раньше чем я уеду.
– Откуда ты знаешь?
– Я слышал, как они разговаривали об этом, не зная, что я рядом.
Я расслабляю икры, позволяя весу его груди надавить на подушечки под моими пальцами.
– Мне жаль, Мэтт.
Он пожимает плечами.
– Наверно, это отстой, но меня здесь не будет, так что я не увижу, как всё это произойдет.
– А что будет, когда ты вернешься домой на День благодарения или рождественские каникулы?
Он сдвигает брови.
– Об этом я не подумал, – он встречается со мной взглядом, нахмурившись, – спасибо, Куиннли.
Я смеюсь.
– Прости!
– Вот что называется «разрушить планы на будущее»! – он тоже смеется.
Я поднимаю лицо к небу.
– Они будут чувствовать себя насколько виноватыми, что ты получишь подарки к Рождеству в двойном объеме, а еще двойной ужин на День благодарения.
– У меня дома это так не работает. Подарки к Рождеству прекратились, когда мне было лет четырнадцать.
– Да ладно? – рассеянно спрашиваю я. Небо такое голубое и пустое. Я делаю глубокий вдох. Воздух одинаково жаркий, когда влетает в мои ноздри и вылетает из них.
– У нас ведь нет колумбийских денег, – дразнит он.
Я цепенею, опуская глаза.
– Или лучше сказать, у нас нет денег на совершенно новый «Мерседес» в качестве подарка.
Я сгораю со стыда, сгибаясь под тяжестью вины.
– Боже, лучше бы они этого не делали.
– Тебе не нравятся «мерсы»? –