Лечение водой. Евгений Москвин
Уртицкий уже дал ход делу. Тебе ведь позвонили из премии…
– Слушай, а ведь ты права!.. Ты права! Действительно ведь мне позвонили и все сказали, так что все все равно будет хорошо! Слушай… знаешь, а я, наверное, и впрямь эгоист и плохой человек. Как Уртицкий говорит. По-настоящему. Я ведь сейчас должен был бы переживать, сокрушаться… ну, о том, что отношения рушатся… я ведь так давно его знаю. И в этих отношениях было много хорошего. Он ведь научил меня всему, понимаешь? А мне теперь абсолютно плевать. Правда, Оль. Я щас только о том думаю, чтоб рукопись в журнале прошла и чтоб премию дали. Чтоб он мне не напакостил… н-да. Вот так. Действительно я плохой человек.
Он думает, она станет противоречить, говорить, что он не такой, но… Оля молчит.
– Послушай… – произносит он после слегка… растянутой паузы. – То, что я написал тебе в смс…
– В сегодняшнем…
– Да. Из электрички… – он будто подбирает слова. – О том, что я, наверное, больше не буду ходить к Уртицкому… да, я, наверное… так и сделаю.
– А чего так?
Костя сразу чувствует за этим вопросом: «ведь все знают, ты столько работаешь, пишешь, и как для тебя важно – посещать занятия; как ты привязан душой». Поэтому Оля переспрашивает и «допытывается».
«…И поэтому же Уртицкий так обнаглел за все годы».
– А ты считаешь, там надо появляться? Ты же написала мне…
– Да. Что понимаю тебя. Но ты действительно хочешь прекратить ходить? Может все-таки…
Пытливая деточка. У нее маленькие губки.
– Подождать? Пока объявят результаты премии и из журнала придет ответ?
– Если ты уверен, что он уже не может напакостить, забрать свою рекомендацию, то, наверное, и не ходи.
– Да, наверное.
«Если у Уртицкого еще осталась лазейка нагадить, все завернуть, он теперь так или иначе это сделает, – отвечает себе болевой укол Костя. – После такого циркового представления!.. Конечно – что бы я дальше ни делал… А я ничего и не смогу теперь сделать».
– Да… Но все-таки, может, ты права. Надо, наверное, все-таки показываться на глаза…
– Я хочу, чтоб ты сам принял решение.
– А ты будешь появляться у Уртицкого?
– Нет.
– Почему?
– Ну понимаешь… это совершено неинтересно, – говорит Оля. – Я просто, чем дальше туда хожу… как проходит сам семинар. Совсем неинтересно. И скучно. Я сейчас новую повесть пишу… Но в студии, понимаешь, там настолько неинтересно, что я просто… я не хочу туда ходить в общем… Слушай, посмотришь мою повесть, как допишу?
– Хорошо, конечно. И опять подредактирую, если нужно.
– Спасибо огромное. Но мне еще долго ее делать, я думаю.
«Ей неинтересно – причем это здесь?» – думает, между тем, Левашов. И он вспоминает ее лицо – как она молчаливо щерилась от ярости – каждый раз, когда Уртицкий булькал, «стряхивая» воображаемую слизь.
«Неинтересно?»
Но Оля произнесла это слово так убежденно…
Он сбит с толку, слегка…
– Я э-э… знаешь,