Апостол Смерти. Юлия Валерьевна Щербинина
одной тучи или облака. Это трубы промышленных заводов выбрасывают в атмосферу гигантские столпы газа, что ползут по небосводу, как тяжёлые куски ваты по отравленной воде.
Только тогда я и заметил, что в воздухе стоит едва заметный голубоватый туман, а некоторые горожане прикрывают лица в попытке спастись от кислого привкуса серы во рту и щекотания в горле, вызывающего сухой кашель. За это я и не люблю центральный район. Завод по выработке облаков здесь всегда работает исправно.
Электронный циферблат на здании управления комбината показывал мне приближение вечера и четыре градуса по Цельсию со знаком минус.
А вокруг голоса и обрывки разговоров.
– Сегодня что, двадцать второе?
– Двадцать третье. Суббота.
– Точно! С этим дурацким графиком работы вообще выбило из жизни…
Я остановился. Из всех разговоров вокруг меня я расслышал обрывок именно этого.
Двадцать третье мая. Я не подсчитывал в уме – цифра сложилась сама, будто бы мой мозг был калькулятором, и я осознал – сегодня сорок первый день после того, как меня не стало. Выбило из жизни.
Минуло ровно сорок дней, и вот, я снова здесь. Почему? Зачем? Вряд ли все усопшие возвращаются по истечении религиозного срока, ведь тогда бы весь православный мир был заполнен душами мёртвых, а я здесь один.
Я стал оглядываться по сторонам, пытаясь убедиться, что меня окружают исключительно живые. Несколько раз становился на пути людей, и они проходили сквозь меня, как через пустое место, коим я в какой-то степени и являлся, и ни одна живая душа не поразилась этому зрелищу.
Умиротворение начало покидать меня. Мысли судорожно забили кулаками по черепной коробке, едва не затмив мой мёртвый рассудок. Ведь так не может продолжаться вечно. Не бывает так, что дух умершего блуждает по миру живых до скончания веков, прекрасно осознавая всё, что происходит вокруг.
Или бывает? Мои представления о неупокоенных душах ограничиваются только фрагментами фильмов ужасов, и ни в чём оставаться уверенным я не могу.
Что я знаю о сорока днях? К своему стыду, почти ничего. Я не крещённый, но слышал от кого-то, что по окончании этого срока происходит взвешивание грехов и добродетели усопшего, а затем решение дальнейшей судьбы его души. Какой же приговор вынес мне Отец Небесный? Я мог бы предположить, если бы только знал, что происходило со мной все эти дни, но память была чиста. Этот период просто вырезали из моей истории остро заточенными ножницами, вот только кому принадлежала держащая их рука, Богу или дьяволу, мне оставалось лишь гадать.
– Это не важно, – сказал я сам себе, пока несколько человек проходили сквозь меня. – Не важно.
И медленно побрёл дальше. В никуда.
– Важно одно – зачем я здесь. Для чего был возвращён, и что должен сделать, чтобы пойти дальше, куда бы это «дальше» меня ни привело. Ничего же не происходит просто так, значит… Это определённо что-то значит.
Я рассуждал вслух, пусть в своих рассуждениях и топтался на