Избранные произведения. Том 1. Абдурахман Абсалямов
посчитал пульс. Сердце билось учащённо. Больную явно температурило.
– Извините, что побеспокоила вас, – чуть слышно проговорила Галина Петровна, покашливая.
– И хорошо сделали, что побеспокоили. Не тревожьтесь, Галина Петровна. После дороги вы немного утомились, отдыхайте. А вас, Магира-ханум, – повернулся профессор к лечащему врачу, – прошу распорядиться, чтобы к утру приготовили томографию лёгких и снимки бронхографии. Я буду завтра ровно в десять утра.
Пожелав больной спокойного отдыха, профессор уже твёрдой походкой вышел из палаты.
Профессора заинтересовал цвет лица Галины Петровны. Если верить первоначальному грозному диагнозу, лицо больной должно было приобрести землистый оттенок. А у Галины Петровны скорее желтизна. И второе, на что обратил внимание профессор, – тяжёлый воздух около койки Галины Петровны. Этот специфический признак обычно наблюдается при заболевании бронхов.
Впрочем, всё это – лишь внешние показатели, более того – они бывают спорными и обманчивыми и ещё не дают основания для окончательного заключения. Но мысль профессора уже заработала в определённом направлении. И он с нетерпением ждал томографических и бронхографических снимков. Только тогда… «А почему эти снимки не сделали в Туле? – вдруг задал себе новый вопрос профессор. – А если такие снимки уже были и не опровергли прежнего диагноза?.. Ах, сколько же всяких «если» и «вдруг» в медицине!»
Всё чаще тётя Аксюша возвращалась из больницы расстроенной. Однажды Фатихаттай не утерпела и спросила её:
– Уж не хуже ли стало Галине Петровне?
– Нет, Фатихаттай, Галинушка ничего. Сегодня даже немного разговаривала со мной. Очень она верит Абузару Гиреевичу.
– Значит, радоваться надо.
– Как тут не радоваться…
– Радостный человек не хмурится, – сказала Фатихаттай, ставя перед тётей Аксюшей горячую губадию[5]. – На-ка вот, поешь. Наверно, за день совсем изголодалась. Я, милая, вижу человека насквозь. Лучше уж выкладывай, что тебя тревожит.
– Из ума стала выживать, вот и тревожусь, – отвечала Аксюша, не притрагиваясь к угощению.
Ну, если уж Фатихаттай привяжется, так и не отстанет, словно репей.
– Ты не проведёшь меня, Ксюша! Лучше не таи в себе горе, выкинь, пусть ветер развеет. Может, обидел тебя кто?
– По дому соскучилась, наверное, – всё ещё уклонялась от признания тётя Аксюша.
Фатихаттай энергично заправила под платок седеющие волосы.
– Никуда не денется твой дом! Ешь губадию, пока горячая. Завтра и Галине Петровне отнесёшь.
– Спасибо. Зачем так беспокоиться?
– Ты ведь даже милостыню собирать не считала за беспокойство!
– В войну другие времена были. Я для раненых собирала.
– Верно, доброта в тяжёлый час – тысяча раз доброта. Однако не скрывай обиды.
– Никакой обиды нет у меня, Фатихаттай!
– А я говорю тебе – есть!
И тётя Аксюша вынуждена была рассказать.
Губадия – пирог со слоёной начинкой.