Избранные произведения. Том 3. Абдурахман Абсалямов
мяч в карман. Это заметил Галим, неотрывно следивший с крыши за «долговязым», ожидая, когда же тот заинтересуется его голубями.
Кашиф, посвистывая, запрыгал к воротам. Вскоре вернулась девочка и, не найдя мяча, принялась плакать. Прибежал Кашиф и как ни в чём не бывало спросил, чего она хнычет. Девочка сказала.
– Сейчас собака пробежала, – не моргнув, соврал Кашиф. – Наверно, она и утащила мяч.
– Это наш Акбай, он у нас всё таскает. И цыплят у бабушки потаскал. Пойдём поищем его.
Кашиф взял девочку за руку и побежал с ней в другой конец двора.
Галим кубарем слетел с крыши и, подступив к Кашифу, потребовал:
– Отдай сейчас же мяч Сании. Он у тебя в кармане.
– Не ври! – оттолкнул Кашиф Галима, благо был почти вдвое выше его.
Галим разбежался, чтобы ударить его головой в живот, но вышла мать, и всё сорвалось. Она защитила гостя, а Галиму пригрозила ремнём.
Одиноко шагая по притихшему городу, он вспомнил этот давний случай с прежним чувством горячего возмущения. «Украл чужое да ещё прикинулся добреньким…»
Давно уже Кашиф окончил среднюю школу, потом какие-то курсы и теперь работал счетоводом. Пути их разошлись. Но всякий раз, когда им приходилось встречаться, перед глазами Галима возникала заплаканная девочка и её яркий, разноцветный мячик.
Одному оставаться со своими невесёлыми мыслями Галиму было в тягость. Домой идти тоже не хотелось, – начнутся расспросы, почему опять в дурном настроении. «Пожалуй, проведаю Ильяса Акбулатова, совсем я отбился от него, заодно и задачи порешаем». И Галим, предвкушая приятную встречу, быстрее зашагал вперёд. От души сразу отлегло, и обида на Муниру показалась мелкой, ненужной, как не нужна свеча при солнечном свете.
Галим застал Ильяса на кухне за домашними хлопотами. Засучив рукава белой, перекрещённой помочами рубахи, Акбулатов готовил себе какую-то еду. Встретил он Галима радушно. Пропуская товарища впереди себя в комнату, Ильяс заговорил о том, что его так занимало последнее время:
– Правильно народ говорит, я на опыте убедился, что если по-настоящему захотеть, то из вытекшего глаза слёзы польются. Знаешь, одолел-таки две задачки, – он простодушно улыбнулся, – а вот третью мои резцы что-то не берут. Видимо, сталь высшей марки.
– Ничего, попробуем вдвоём, – подбодрил его Галим.
– Минуточку, – сказал Ильяс и, взяв самовар, быстро направился на кухню.
– Если из-за меня, не возись, пожалуйста. Я не буду ни пить, ни есть, – сказал Галим.
Ильяс, любивший посидеть за самоваром, скороговоркой обронил:
– Чай – согревающий напиток, он проясняет мозги, дружок, – и скрылся за дверью.
Всё в Ильясе привлекало Галима – мужественная осанка, открытое волевое лицо, ненасытная любознательность, светящаяся в живых голубых глазах. Галим давно слышал от отца об этом выдающемся самородке завода «Серп и молот». Познакомились они всего около года назад в доме Урмановых. С первой встречи Галима поразила одна черта в характере Ильяса. Хотя Ильяс был