Избранные произведения. Том 5. Абдурахман Абсалямов
так некстати.
– Вот привезу городских гостинцев, посмотрю, что тогда скажешь, – попытался успокоить жену Гарафи и принялся потчевать гостя.
– Была такая кукушка, закуковала раньше срока, да голова у неё, говорят, разболелась. Погодил бы пока выхваляться, – не выдержала и рассмеялась Бибигайша-джинги. – Известно, мужчина всегда поставит на своём. Пусть едет, Гали-абзы.
После короткой семейной перепалки беседа снова приняла весёлый оборот. Наговорив Бибигайше кучу благодарностей за угощение и посоветовав не очень огорчаться отъездом мужа, Гали-абзы ушёл.
Загнав пришедшую с поля скотину, Гарафи снова уселся на скамейку.
И с чего это у него сегодня на душе неспокойно?
По улице протянулись длинные тени. Со стороны фермы доносился шум, смех, весёлые выкрики.
На той стороне оврага показался Газинур в белой с открытым воротом рубашке, подпоясанный ремнём, в кожаных сапогах. Гарафи-абзы, привыкший видеть его в старом бешмете да рабочем фартуке, обутым в резиновые калоши, не мог удержаться, чтобы не подозвать его и не подтрунить.
– Ты, Газинур, к примеру, не свадьбу ли справляешь? Что-то уж очень вырядился!
Газинур повёл чёрной бровью.
– И рад бы сыграть свадьбу, Гарафи-абзы, да время щипать гусей не подоспело[14]. Сегодня в клубе доклад нашей гостьи, слышал небось? Нельзя же идти на доклад в том же, в чём разгуливаешь по конюшне. К тому же после доклада игры. А если от меня будет нести конским потом, пожалуй, все девушки разбегутся.
Гарафи-абзы покачал головой.
– От тебя ответа долго ждать не приходится. Ну, как, к примеру, в дорогу-то готов?
– Уже пять лет, как готов, – не замедлил с ответом Газинур. – Остаётся взвалить мешок на плечи, сказать отцу с матерью «до свидания» – и даёшь Урал!
Гарафи-абзы долго всматривался в весёлое, дышащее здоровьем лицо Газинура. Видно, только что из бани. Щёки – словно яблоки. Посмотришь – вроде подвыпил, а он совершенно трезв. И откуда такая жизнерадостность в этом парне? Рос сиротой, материнской ласки не видел, с семи-восьми лет уже пас скот с отцом, до самой коллективизации гнул спину на кулаков. Одних побоев да оскорблений сколько перетерпел… Откуда в нём эта решительность, уверенность в своих силах? Взять хотя бы его самого, Гарафи, – места же себе не может найти из-за этого отъезда. А ведь он всё-таки человек бывалый, повидал на своём веку и Урал, и Сибирь, и Крым. И всё же перед дальней дорогой скребёт что-то на сердце. А Газинур из колхоза дальше чем на тридцать-сорок километров не выезжал – и хоть бы чуточку волновался. Бывают же такие счастливые люди!
– Легко, вижу я, смотришь ты на жизнь, Газинур, ой, легко! Ни думушки, к примеру, ни тоски в тебе нет.
– Думы да тоска, Гарафи-абзы, – весело ответил Газинур, – от безделья одолевают. А у меня – вплоть до сегодняшнего – не было дня без работы. Да и зачем она мне сдалась, эта тоска?
Не тоскуй, душа моя, вовек:
От тоски хиреет человек, —
пропел он
Татарские свадьбы обычно приурочивались к периоду коллективного резанья гусей – поздней осени.