Джек Ричер, или Дело. Ли Чайлд
сообществе.
Деревянный пол в доме свидетельствовал о том, что здесь занимаются медициной. Первая гостиная являлась приемной врача, а в расположенной за ней комнате пациентов осматривали и лечили. Там мы и застали Мерриэма, сидевшего за письменным столом и занятого какой-то бумажной работой. Он оказался цветущего вида мужчиной под шестьдесят. Возможно, Мерриэм был новичком в городе, но не в медицине. Рукопожатие его было слабым, а походка – медленной. У меня сложилось впечатление, что свою работу в Картер-Кроссинге он рассматривал практически как пребывание на пенсии, возможно, после высосавшей все силы практики в крупном городе. Мне он не понравился. Возможно, это суждение было поспешным, но обычно такие суждения ничем не отличаются по точности от других.
Деверо объяснила врачу, что мы хотим увидеть, и он, медленно поднявшись, повел нас в комнату, которая когда-то была кухней. Теперь все ее стены были выложены белым кафелем, и в ней были установлены серьезного вида медицинские раковины и застекленные шкафы. На полу посреди комнаты стоял прозекторский стол со столешницей, обитой листом нержавеющей стали; на столе лежал труп, залитый ярким светом.
Дженис Мэй Чапман. К большому пальцу ноги была привязана бирка с ее именем, написанным тонкими, словно паутина, буквами. Деверо говорила, что она бледная, как бумага, но сейчас ее бледность стала светло-голубой с легким розовым оттенком; лицо покрывали пятна и крапинки характерного мраморного цвета, свидетельствующего о том, что тело полностью обескровлено. Ее рост был примерно пять футов семь дюймов, а вес около ста двадцати фунтов – при таком росте она не была ни полной, ни слишком тонкой. У нее были черные короткие волосы, густые, аккуратно подстриженные и, по всему видно, хорошо ухоженные. Пеллегрино назвал ее симпатичной, и, чтобы согласиться с его мнением, большого воображения не требовалось. Обескровленные мышцы лица опали, но кости черепа остались в хорошем состоянии. Зубы у нее были белыми и ровными.
Горло представляло собой сплошную рану, открытую на всем протяжении; края раны высохли и сделали ее похожей на широко открытый резиновый зев. Ткани и мышцы сжались, сухожилия и связки загнулись, обескровленнные вены и артерии ссохлись. В глубине раны виднелась белая кость, и мне удалось рассмотреть на ней единственную горизонтальную зарубку.
Нож был солидным, с острым лезвием, а смертельный удар – мощным, уверенным и быстрым.
Обратившись к доктору, Деверо сказала:
– Нам надо осмотреть ее запястья и лодыжки.
Врач ответил жестом, означающим: всё к вашим услугам.
Деверо взяла левую руку Чапман, а я – правую. Кости ее запястья были легкими и изящными. На коже не обнаружилось никаких потертостей. Никаких следов веревки. Но на запястье виднелся какой-то след, неизвестно от чего оставшийся. Это была полоска шириной в два дюйма, и цвет ее казался чуть более голубым, чем остальная кожа. Чуть-чуть более голубым. Почти ничего – и все же что-то ощущалось. Очень слабая припухлость, по сравнению с остальной частью предплечья. Определенно,