Язва на полставки. Ирина Муравская
меняемся местами. Теперь вжата в дерево я. Дотрынделась. Судорожно сглатываю, переставая дышать, когда Демьян опасно близко склоняется к моему лицу…
Щеки касается обжигающее дыхание с привкусом слабо уловимого сигаретного послевкусия. Дезориентация полнейшая. Прикрываю глаза, дурея от накатившей волны мужского тестостерона, готовой снести меня с ног. Вау. Это реально мощно.
– Что я? – шепчут мне так сладко и с таким придыхом, что внутри всё цепенеет. Просто это… слишком горячо. Слишком.
Молчу. Не потому что нечего ответить, а потому что не могу. Алфавит помню, а в каком порядке буковки складывать забыла. Стою и потею, незаметно вытирая мокрые ладошки об комбинезон.
– Волновался ли я? За тебя? – Демьян продолжает издеваться. Именно что издевается. Играет, как кошка с мышкой. Нависает, опираясь согнутой рукой об древесный ствол и жмётся всё ближе, ближе, ближе… А я от этого потею все сильнее, сильнее и сильнее. – А должен? – усмехается он, блуждая кончиком носа по моей коже и вызывая что-то нереальное из нутра. То ли хрип, то ли всхлип, то ли скуление.
Нет. Не пойдет так. Не хочу быть мышкой.
Пытаюсь отпихнуть Игнатенко, но меня без особого труда перехватывают за запястье, сложным взглядом разглядывая россыпь татуировок по руке до самого локтя: молнии, звёздочки, надписи, крестик, булавку. Кристально чистые голубые глаза скользят выше, какое-то время рассматривают сизо-жёлтый расплывшийся на плече синяк (собственно, его же подарок), после чего встречаются с моими.
Сердце сдувается как воздушный шарик: с протяжным присвистом, заставляя вздрогнуть. "Глаза в глаза" длятся недолго. В какой-то момент внимание переключается ниже. Теперь он разглядывает мои губы. Не так, как я. Я на его пялилась оловянно и растерянно. Демьян же смотрит на них задумчиво, словно взвешивая "за" и "против".
В приглашающем жесте чуть приоткрываю рот, обнажая влажную дорожку зубов.
– Попробуй. Вдруг понравится, – предлагаю я, поражаясь собственной смелости. Нет, я не из робкого десятка, и с ровесниками никогда не трусила, если дело касалось всяких там лямур-тужуров, но с ним всё иначе. Он другой. Взрослее, взыскательней, требовательней, однако… Однако я бы хотела, чтоб он меня поцеловал…
– Ты даже не представляешь, о чём просишь.
– Поэтому и хочу попробовать, – в горле пересохло, так что говорить удаётся с трудом. Дышу рвано и часто, присвистывая через раздувающиеся ноздри. Грудная клетка вообще ходуном ходит. И не поймёшь, от чего так колбасит: от страха или в надежде.
– Я просто так не целуюсь, – слышу его шёпот над ухом. – Уверена, что готова идти до конца?
Идти до конца? До конца – это… я правильно поняла, да? Нет. Разумеется, нет. Перебьётся. И не потому что не хочу, а потому что лучше он пускай думает, что офигеть как много может потерять, чем обнаружится, что всё до печального уныло. Мой опыт в соблазнениях прочно обосновался где-то в зоне низких температур. Он не скромный – он никакой. Резиновая Зоя в магазине для взрослых лучше флиртует, чем я. Да и не только флиртует.
С