Ошибка Клео. Лола Лафон
обученного не притаскивать несъедобную дичь и в конце концов усвоившего, что именно надо делать, не понимая, как он это делает, у Клео развились глазомер и способность выискивать требуемое; в раздевалке после урока танца она видела под трусами верхушку тазовой кости, отмечала шелковистость щек. Ровный ряд зубов. Гладкость белокурых волос. Гармонию пепельных бровей и искрящихся зрачков.
К ней обращались третьеклассницы из частного коллежа «Провиданс»: неужели Клео их не помнит? Вместе же ходили на занятия к мадам Николь! И жеманно добавляли: деньги их не интересуют, еще чего. Важны связи. Полученная по конкурсу стипендия пригодится в будущем – в Институте изучения политики «Сьянс-По» любят студентов, проявивших инициативу еще в школе. Они умели себя продать, старались быть вежливыми и следить за языком; если Клео назначала им встречу нескоро, они тихонько фыркали, как породистые котята, недовольные, что ждать придется так долго.
Девочки из профессионального лицея Максимильена Перре рассматривали стипендию как шанс заработать. Они не скрывали, что никаких «проектов» у них нет. Зато очень нужны деньги. Клео нравились их невозмутимая деловитость, привычка подзывать друг дружку свистом, манера не снимать при разговоре наушники, втискивать живот в узкие светлые джинсы и смеяться, запрокидывая голову. Их жизнь не пошатнется из-за мелочей. Они не хлопнут дверью квартиры, напуганные Жан-Кристофом. «Профи» не станут поднимать волну, что больше всего ценила Кэти.
С Кэти они теперь встречались раз в неделю, по средам, в три часа дня, на площади возле мэрии. Клео представляла Кэти новенькую. Воркование /будущее /чутье.
Кэти выдавала Клео вознаграждение.
«А скоро мы вместе поедем в Париж?» – преодолевая смущение, спрашивала на прощание Клео.
Клео плавно расставалась с детством. Дни тянулись, медленные и мутные. Ей казались трогательными попытки родителей удержаться в своей родительской роли, делать вид, что они интересуются ее делами, и за ужином задавать ей вопросы; отвечая, Клео все делила на два: полученные суммы и потраченное время, не говоря уже об изгибах лабиринта, в котором блуждала. Их слепоту она воспринимала со спокойной снисходительностью постороннего человека. Мать утверждала, что «чувствует» своих детей, а потому долгие разговоры с ними ей ни к чему. Она регулярно читала рубрику «Психология» в женских журналах.
Утром в четверг возле школьного забора появлялась Избранница в шейном платке Kenzo. Платок был ПРЕКРАСЕН. Клео тоном официантки из ресторана спрашивала, как все прошло. Иногда она вроде бы ловила на себе беглый взгляд, без слов говоривший на языке недомолвок и неловкости.
В учебе она скатилась ниже некуда. Хорошо, что были и другие цифры, за которые она могла уцепиться, – их в знакомом ритме произносил Стан: «И пять – и шесть – и семь…»
Родители поражались рвению, с каким она убирала со стола, наводила порядок в своей комнате, играла с братом в «Семь семей». Клео находила болезненное удовольствие в том, чтобы притворяться, будто она – та, кого они любят; она принимала облик