Ошибка Клео. Лола Лафон

      В июне Стан после занятия собрал своих питомцев и сообщил, что его контракт истекает. Настанет день, сказал он, и люди будут платить деньги, чтобы увидеть вас на сцене. Только от вас зависит, будут ли зрители, покидая зал, испытывать душевное потрясение. Почувствуют ли они, пусть на краткий миг, просвет в серых буднях своего существования. Не забывайте: вы танцуете для тех, кто лишен этой свободы.

      Стан умолк, взглянул на заплаканное личико Клео и улыбнулся: «Эй, Клео!» Протянул ей руку, помогая встать, и на мгновение прижал к себе: what a baby[7].

      Перед самыми каникулами родители дали Клео шестьдесят франков и отправили в симпатичный бутик неподалеку от мэрии купить себе купальник.

      Клео готовилась к этому несколько недель. Кэти сидела в кафе одна. Видимо, ждала очередную Клео. Или Паулу.

      Одетая в короткую кожаную куртку серовато-бежевого цвета и светлые брюки, Кэти поинтересовалась у Клео, как она поживает, и попросила разрешения ей позванивать. Иногда. Клео и на сей раз согласилась. Кэти спокойно погладила Клео по щеке: без обид, да. Это не был вопрос. Это была финальная точка.

      2

      Имя отправителя – [email protected] – было ему незнакомо; тема письма – загадочное «Празднование приятных воспоминаний 1987-го» – и прикрепленный файл с каким-то изображением вызвали желание отправить имейл в спам.

      Но Ионаш все-таки кликнул на картинку «Приятное воспоминание 1987-го» занимало центр фотографии и смотрело прямо в объектив. Она сидела между пятнадцатилетним Ионашем и его отцом, оба замерли с приклеенными к лицу улыбками. Ладони прижаты к белой скатерти. «Приятное воспоминание 1987-го» – шестнадцатилетняя Клео.

      Осенью 1987-го Ионаш перешел из коллежа в лицей.

      Он не стремился расстаться с детством, как другие не рвутся из дому в воскресенье – в отличие от одноклассниц, которые утром 5 сентября вошли вместе с ним в синие ворота лицея Берлиоза; большинство этих девчонок он знал еще с начальной школы.

      За лето они успели проститься с бесформенными толстовками по колено и сальными челками, которые отбрасывали со лба перепачканными пастой руками; у них изменилась походка, а выщипанные брови вытянулись в тонкую изогнутую ниточку. Глаза они подводили чуть ли не до висков, до самой границы с пурпуром румян. Из-под футболок агрессивно выпирала грудь, зафиксированная лифчиком на косточках и натягивавшая ткань до самого солнечного сплетения. Футболки, завязанные узлом выше пупка, открывали голый живот.

      Возбужденные встречей после двух месяцев каникул, они наперебой жаловались друг другу, и эхо их голосов отскакивало от плиточного пола коридоров: их заставляли наматывать километры по каким-то паршивым лесам – типа природа это чудесно – и глазеть на сморщенные причиндалы старичья на нудистских пляжах. Но это лучше, чем все лето париться в Париже, который кишмя кишит англичанами и извращенцами, сплавившими жен в