Люди и Ящеры. Алексей Барон
жестоко исцарапанную лысину. Из его окаменевшего кулака торчал пучок вороньих перьев, а кругом валялись медные монеты.
– Живой, – сказал Иоганн. – Живучее купца одна лишь кошка. Кетцель, то есть.
Пострадавшего перенесли в трактир, а дверь мельницы подперли осиновым колом. К Фоме вернулась храбрость. Он предложил спалить к чертовой матери ведьмину берлогу. Мужики почесались и привели несокрушимый довод:
– Дык камень. Все одно, гореть не будет.
Впрочем, староста особо и не настаивал. Дело в том, что у трактирщика Макрушица, прикарманившего пару талеров, валявшихся на пороге мельницы, вскоре страшно разболелись зубы. Само собой, все порешили, что так ему ведьма отомстила, кто же еще. После этого в Бистрице уже и не помышляли о поджоге или каком-то другом вредительстве. А вот благодарственный молебен «во избавление от козни неприятельской» посетило неожиданное количество прихожан. Патр даже прослезился.
Купец же два дня пролежал без памяти. На третий его вместе с Тео увезли в окружной городишко Юмм. С ними отправился и Фома – объясняться. Заодно поросенка на рынок повез. Иоганну же в это время геймельский урядник приказал «успокоить общественное возбуждение». Общественного возбуждения Иоганн нигде не обнаружил, поэтому повесил приказ на воротах и уехал в поле полоть картошку.
Вернувшись из Юмма, Фома первым делом отправился в трактир и надежно выпил. Его обступили.
– Ну, чего там?
Староста сочно закусил молодой луковицей.
– В городе полно солдат, – сообщил он. – К пивнушкам не пробиться.
Мужики сочувственно покивали:
– Это точно. Через солдат в пивнушку не пробиться. Поросенка почем продал?
– Нормально, цены хорошие.
– Ну, а судья-то чего сказал?
– Его честь смеяться изволили, – мрачно сообщил Фома. – Сказали, что путь познания тернист. Колючий, значит.
– Вон что. Колючий. Для всех?
Фома глянул искоса.
– Для тех, кто вопросы задает.
– А где Тео?
– Этот перевоспитывается.
– Конюшни, что ли, чистит?
– Не-а. Там новую башню ставят. Перед мостом. Вот Тео камни и таскает. Велено передать, так будет с каждым, кто на чужую собственность позарится.
– Что же, Промеху, значит, не тронь?
– Сказано, что без ведьминой силы с нами не управиться.
– Оно конечно, – спокойно согласились слушатели. – Власть должна быть страшноватой.
Фому это не устроило.
– Эхх! В Пресветлой Покаяне давно бы эту мельницу с-спалили. К чертям рыбачьим! Вместе с ведьмой.
– В Покаяне все твое хозяйство давно бы за налоги отобрали, – веско сказал деревенский кузнец.
Все закивали. Вести о том, как живется в Пресветлой, добирались и до Бистрица. Через корчму, как и полагается. О том, что еду в Покаяне выдают по карточкам, все друг на друга доносят, а чуть что не так – бубудуски мигом сцапают. Были слухи и поужаснее. Будто даже серпы там общественные, и молитвы по пять раз на дню, а что ни наработаешь – все отберут сострадарии. Которые считают,