Моя борьба. Книга четвертая. Юность. Карл Уве Кнаусгор
то!
Он несколько секунд смотрел мне прямо в глаза. Мне сделалось неприятно. Он что, как-то проверить меня решил? Но сдаваться не хотелось, и взгляд я выдержал.
– Ты очень молодой, – проговорил, наконец, он и посмотрел в сторону, на дверь, возле которой мы стояли. – Но мы это знали. Все будет хорошо! Иди познакомься с остальными.
Он показал на дверь. Я открыл ее и вошел внутрь. За ней оказалась учительская. Кухонный уголок, кресла, диван, заваленный бумагой закуток с ксероксом и боковая комнатка с письменными столами по обе стороны.
– Здравствуйте! – сказал я.
За столом сидело шесть человек. Все взгляды обратились ко мне.
Они закивали и забормотали приветствия. Тут из кухонного закутка вышел невысокий, но крепкий и энергичный мужчина с рыжей бородой.
– Карл Уве? – Он широко улыбнулся, а когда я кивнул, пожал мне руку и повернулся к остальным.
– Этот молодой человек – Карл Уве Кнаусгор, он приехал к нам работать из самого Кристиансанна!
Потом он представил мне всех сидевших в учительской, но их имена я забыл в следующую секунду. У каждого была чашка с кофе – в руках или на столе, и все, кроме одной женщины, были молодые. Насколько я мог судить, слегка за двадцать.
– Присаживайся, Карл Уве. Кофе выпьешь?
– С удовольствием, – я втиснулся сбоку на диван.
Следующие несколько часов директор – ему было около сорока, и звали его Ричард – рассказывал нам про школу. Практикантам показывали разные помещения и выдавали ключи, потом между нами распределяли столы, а после мы знакомились с расписанием и всякими мелочами. Народу в этой небольшой школе училось так мало, что на многих уроках классы объединяли. Туриль взяла классное руководство в первом и втором классах, Хеге – в третьем и четвертом, я – в пятом, шестом и седьмом, а Стуре – в восьмом и девятом. Почему именно меня назначили классным руководителем, я понятия не имел, но мне сделалось не по себе, во многом оттого, что Нильс Эрик – другой учитель-практикант, тоже с юга, – был, во-первых, существенно старше меня, ему было двадцать четыре, а во-вторых, на следующий год он собирался в пединститут. К работе он относился серьезно, видел в ней будущее, мне же было все равно, уж кем-кем, но учителем становиться у меня и в мыслях не было. Остальные практиканты были местные, знали особенности работы и наверняка лучше справились бы с ответственностью за собственный класс. По всей видимости, директор выбрал меня исходя из моего резюме, и мне стало не по себе, потому что там я приукрасил себя больше, чем позволяют приличия.
Директор показал нам, где лежат поурочные планы, и рассказал о вспомогательных материалах, которыми нам можно пользоваться. Примерно в час мы закончили, и я дошел до расположенной на другом конце деревни почты – завел там себе абонентский ящик и отправил несколько писем, дальше отправился в магазин за продуктами, а дома приготовил ужин, валялся на кровати, писал соображения насчет преподавания, но получалось глуповато, как-то чересчур очевидно, поэтому я смял записи и выкинул.
У