Моя борьба. Книга четвертая. Юность. Карл Уве Кнаусгор
кивнул девочке из магазина и сверился со списком: – Андреа?
Она положила под партой ногу на ногу и, склонившись вперед, что-то рисовала.
– У меня нету любимых предметов, – сказала она.
– Тебе все предметы не нравятся или наоборот – все нравятся? – не отставал я.
Она подняла голову. Глаза у нее ожили.
– Не нравятся! – заявила она.
– А все остальные – вы тоже так считаете? – спросил я.
– Да! – подтвердили они.
– Ну ладно, – сказал я, – просто дело в том, что нам с вами все равно надо провести эти уроки, независимо от того, нравится вам это или нет. Поэтому давайте проведем это время с пользой. Согласны?
Никто не ответил.
– Я про вас ничего не знаю, поэтому решил первые уроки посвятить знакомству, а потом уже решим, что будем делать.
Я встал, отхлебнул кофе и вытер тыльной стороной ладони рот. Из-за стены послышалось пение. Голос высокий и чистый. Наверное, Хеге. А затем к ней присоединились слабенькие детские голоса.
Это были первоклассники!
– Для начала я бы хотел дать вам задание, – продолжал я. – Напишите мне что-то вроде резюме на одну страничку. Расскажите о себе.
– О нет, только не писать! – вырвалось у Кая Руала.
– А что такое резюме? – спросила Вивиан.
Я взглянул на нее. Подбородок у нее почти не закруглялся, поэтому лицо казалось квадратным, но при этом не грубым – было в ней нечто мягкое, щенячье. Когда она улыбалась, голубые глаза почти исчезали, а улыбается она, как я понял, часто.
– Это значит, что надо написать о себе, – ответил я. – Представь себе, что ты рассказываешь о себе кому-то, кто тебя не знает. О чем ты первым делом напишешь?
Она села по-другому, неуклюже сплетя ноги.
– Наверное, что мне тринадцать лет? Я живу в Хофьорде и учусь в седьмом классе?
– Очень хорошо, – похвалил я. – А еще, наверное, про то, что ты девочка?
Она хихикнула.
– Да, это тоже полезно знать, – согласилась она.
– Ну ладно, – сказал я, – напишите страничку о себе. Или, если хотите, больше.
– Вы это вслух будете читать? – поинтересовалась Хильдегюнн.
– Нет, – ответил я.
– А на чем нам писать? – спросил Кай Руальд.
Я стукнул себя по лбу.
– Ну конечно! Я же вам тетрадки не раздал!
Они тихонько засмеялись – они ведь дети, им от такого весело. Я бросился в учительскую, принес стопку тетрадей и раздал их – и вскоре все уже сидели и дружно выводили буквы, а я стоял у окна и смотрел на горные вершины на противоположном берегу фьорда, там, где они словно вкручивались в небо, холодные и черные, в светлую и легкую его ткань.
Когда прозвенел звонок и я собрал тетради, в теле пузырилось почти ликующее чувство. Все прошло хорошо, зря я боялся. После двенадцати лет учебы момент, когда открываешь дверь и входишь в учительскую, доставлял особенную радость: я пересек черту, я перешел на другую сторону, стал взрослым, и теперь я отвечаю за собственный класс.
Я положил вещи на стол, налил кофе и, усевшись на диван, посмотрел на остальных учителей. Я попал за кулисы, –