Оксюморон. Максим Владимирович Альмукаев
его выражении настораживало меня. Какое-то не наше это было лицо. Или точнее говоря, избыточно наше. Такие лица хорошо изображать на плакатах националистических партий или рекламе конфет «Былина» или там какой-нибудь “Красный богатырь” одним словом там, где нужны очень русские типажи. Однако в остальном это был самый обычный русский парень. На вид ему можно было дать лет двадцать или около того. Чуть курносый нос, широко расставленные большие голубые как детство глаза. Вихрастый светло русый чуб больше походивший на оселедец лихо свешивался на не испорченный глубокими морщинами лоб. Бычья шея говорила о его не дюжей силе. Одним словом, если не придираться к мелочам это был обычный молодой парень, наверняка не так давно вернувшийся со службы и возможно успевший жениться и обзавестись детьми. Но держался он словно верховный жрец которому в свой час предначертано доложить грозным гласом всем смертным о наступающем конце концов
Выйди из кузовка на свет сокол ясный, – обратился он ко мне. Я вылез из машины и только тут заметил, что, то, что я принял за свитер крупной вязки было ничем иным как кольчугой. Да-да самой настоящей кольчугой
Его произношение было каким-то странным. Никогда раньше такого произношения мне не приходилось слышать. Но я решил не задерживать своего внимания на этой детали. Когда я вылез из машины он принялся меня внимательно рассматривать, при этом как-то недобро улыбаясь. Дубинка, впрочем, это была даже е дубинка скорее это была палица в его руке выписывала при этом какие-то замысловатые фигуры.
– Как звать тебя путник? – произнёс он, не меняя тона.
– Алексеем родители назвали – решил я поддержать его буффонаду, сколоченную из сусальных народных просторечий.
– Алексеем говоришь, – задумчиво произнёс гаишник – а чей ты сын?
– Отца Иваном звали.
– А позвольте спросить, – начал было я – с какой целью вы интересуетесь?
Он удивлённо посмотрел на меня словно говоря, “надо, стало быть, раз интересуюсь.”
Признаться, я с некоторых пор твёрдо убеждён, что любая должность в моей отчизне является чем-то серединным между каторгой которую, приходиться влачить изо дня в день, и вотчиной, пожалованной на кормление добрым и глупым и главное далёким государем. Первое справедливо в том, сразу замечу, весьма редком случае, если у индивидуума, облачённого властью, в наличии имеется такая опция как совесть. Разрешаю улыбнуться. А второе актуально во всех остальных случаях. А к чему стремиться всеми путями всякий обладающий вотчиной, пожалованной ему на кормление? Правильно, он стремится к тому, чтобы заполучить эту самую вотчину в единоличное пользование на веки вечные. А если ему это всё же не удаётся, то он принимается выжимать свою вотчину чтобы аж до суха. Чтобы ценный потенциал не попал в руки последующих властителей и не дай бог не сработал против тебя же. Вот оно как всё непросто-то выходит.
Особо не надеясь на удачу я всё же решил пустить в ход последнее средство.
– Я сейчас дорогой мой позвоню