Сорняк, обвивший сумку палача. Алан Брэдли
и сыро, как в пресловутом склепе. Температура в помещениях восточного крыла, где располагается моя лаборатория, – несмотря на отопление, злонамеренно установленное воюющими братьями только в западном крыле некогда политически разделенного дома, – отродясь не превышала шестидесяти градусов по Фаренгейту[16], что, на мое везение, является именно той температурой, при которой лизоцим выпадает в осадок, когда добавляется сульфосалициловая кислота.
Я наблюдала, зачарованная, как начала формироваться дымка из кристаллов, их белые частицы осторожно дрейфовали в маленькую зиму внутри пробирки.
Следующим шагом я зажгла бунзеновскую горелку и аккуратно подогрела мензурку с водой до семидесяти градусов[17]. Это заняло немного времени. Когда термометр показал, что все готово, я окунула дно пробирки в теплую ванну и нежно его покрутила.
Когда новообразованный осадок растворился, я испустила вздох удовольствия.
– Флавия. – В лабораторию проник голос отца. Он пересек вестибюль, проплыл по изогнутой лестнице, проник в восточное крыло и проложил путь по длинному коридору в его самую южную часть, просочился сквозь закрытую дверь, столь же легкий, как будто его принесло в Англию из Дальней Фулы[18].
– Ужин, – мне показалось, что я слышу, как он это говорит.
– Это чертовски раздражает, – заметил отец.
Мы сидели за длинным узким обеденным столом, отец в дальнем конце, Даффи и Фели по бокам, а я в самом низу, на мысе Кейп-Хорн.
– Это чертовски раздражает, – повторил он, – сидеть и слушать, как кое-чья дочь сознается, что похитила у кое-кого одеколон для проклятых химических опытов.
Не важно, буду я отрицать или признаю вину, отец сочтет это одинаково раздражающим. Я просто не могла выиграть. Я научилась, что лучше всего хранить молчание.
– Черт побери, Флавия, я только что купил эту проклятую бутылку. Я же не могу поехать в Лондон по такой жаре, воняя, как испортившаяся свиная лопатка, не так ли?
Отец бывал более чем красноречив, когда злился. Я слямзила бутылочку «Роже и Галле», чтобы наполнить пульверизатор, которым мне надо было обрызгать дом после эксперимента, связанного с сульфидом водорода и оказавшегося захватывающе неудачным.
Я покачала головой.
– Извини, – сказала я, принимая вид висельника и промакивая глаза салфеткой. – Я бы купила тебе новую бутылочку, но у меня нет денег.
Фели рассматривала меня через длинный стол в молчаливом презрении с таким видом, будто я жестяная утка в тире. Нос Даффи прочно уткнулся в Вирджинию Вульф.
– Но я могу сделать тебе порцию, – жизнерадостно предложила я. – Это ведь просто спирт, цитрусовые масла и садовые травы. Я попрошу Доггера нарвать немного розмарина и лаванды и возьму апельсины, лимоны и лаймы у миссис Мюллет…
– Ничего подобного вы не сделаете, мисс Флавия, – заявила миссис Мюллет, пробиваясь – в буквальном смысле – в зал, она распахнула дверь обширным бедром и поставила
15 градусов Цельсия.
21 градус Цельсия.
Дальняя Фула – страна в шести днях плавания к северу от Британии, которую античные географы считали крайним пределом обитаемого мира на севере.