Свободный полет одинокой блондинки. Эдуард Тополь
милиционер догнал ее и кулаком огрел по спине.
От этого удара Алена чуть не брякнулась носом прямо позади Красавчика, а он, не замечая того, что происходит за его спиной, чуть было не ушел на перрон, когда Алена, позабыв его фамилию, крикнула:
– Принц!.. Принц!!!
Он оглянулся.
– Принц, пожалуйста!.. – вырывалась она из хватких рук милиционера.
Красавчик, всматриваясь в нее, не верил своим глазам.
– Ты?
— Я! Я! Займите мне триста рублей! Пожалуйста!
У него оказалась быстрая реакция. Глянув на милиционеров и на конвоируемую ими группу девочек, он шагнул к майору, взял того под локоть, сунул ему что-то в карман и тут же, взяв Алену под руку, повел ее на перрон к «Красной стреле».
Все это произошло так стремительно, что носильщик остолбенело застыл на месте, хлопая глазами. А спохватившись, покатил вдогонку за ними свою тележку с двумя фирменными чемоданами Красавчика. И, поспешая, обогнал в потоке пассажиров двух дюжих мужиков-амбалов, их носильщика с какими-то большими тяжеленными кофрами на тележке и маленького невзрачного человека, который семенил к поезду с самым потертым в мире кейсом в руке…
– Поезд «Красная стрела» отправляется в Санкт-Петербург со второй платформы в ноль часов пять минут… – вещал радиоголос.
Алена не могла поверить своему счастью. Нет, это сон! Только что она была на самом дне, в «обезьяннике», с уличными проститутками. Только что она мыла заплеванные полы в милиции. И вдруг…
Плюш и бархат купе старинного «СВ»…
Ночной перрон, плывущий за золотисто-батистовыми занавесками широкого окна…
Зеркала над мягкими сиденьями…
Лампа под абажуром…
Тепло…
И – Принц! Ее Принц! Сам! Живьем! Его волшебно-лучистые глаза! Его голос! Он снимает с нее полушубок…
Нет, это невозможно, это ей снится, это она уснула в «обезьяннике» и видит сон! Боже мой, только бы не проснуться, только бы… что он говорит?
– А? Что вы сказали?
– Ты что, правда замуж выходишь?
– Уже нет…
Красавчик открыл свой замечательный чемодан, извлек из него и отложил в сторону новенькую, еще в прозрачном импортном пакете дубленку, а со дна чемодана достал прекрасное махровое полотенце, спортивный костюм и несколько новеньких, запечатанных в целлофан рубашек, джемперов и свитеров, разложил это все на сиденье.
– Вот. Прими душ и переоденься.
– Да, конечно… Что?! Душ? Где – на станции?
— Нет, здесь. Иди сюда.
Он открыл узкую дверь в стенке купе, и Алена убедилась, что она все-таки во сне, в зазеркалье – за этой дверью была маленькая душевая с зеркалами.
– Хорошо… Конечно… Раз вы просите…
Ясно, что в жизни она не стала бы этого делать, но во сне она не могла его ослушаться и представила себе, как будет выглядеть в его шелковой рубашке и кашемировом джемпере.
Тут она вдруг увидела себя сразу и в зеркале над мягким сиденьем, и в зеркале душевой. И ужаснулась своему жуткому виду, опустила плечи, сказала,