Сцены из минской жизни (сборник). Александр Станюта
всего так много, что не сказать даже себе, не то что рассказать другому. Время как медленный поток чего-то густого, вязкого. Это беспокоит, ноет внутри тебя тревогой, предчувствием чего-то неприятного. Все замечаешь, голова трезвая, работает, а двигаться не хочется, даже не можется; вялость, млявость какая-то. Ждешь, когда это пройдет, но в то же время как бы и длишь это, не сопротивляешься, что-то приятное в этой вязкости, она засасывает, втягивает, одурманивает; спишь наяву.
Саша в одном легком халатике, коротком, застегнутом только на две пуговицы, но ей сейчас все плохо, все не так, не нравится. И явно хочет ссориться. А если бы Коля ушел? Не в этом дело.
– У меня сегодня гости… Сам сообрази.
В голову вдруг лезет: а что в ней особенного, в конце концов? Надо подумать. Лучше дома. Взять тот карандашный ее портрет, что дед набросал весной, когда она забежала к нам после своего кондитерского магазина, взять тот набросок и всмотреться. Она там в светлом свитере с рогатыми зелеными оленями на груди.
И непонятно еще, куда мы шли с ней весной, в апреле, вечером, когда мелькнуло: это вот запомнится, наверное. Запомнится не то, зачем, куда идем, а темная синева вечерней весны, когда воздух кажется и на вкус такой же свежий, тонкий и чистый, каким его вдыхаешь. И этот хруст тонкого, хрупкого льда, затянувшего лужи на ночь… О чем мы говорим?.. И высоко над нами в темно-синем небе золотой рожок месяца. Где-то в той стороне города, где Оперный театр, только вот это и запомнилось, а больше ничего. Нет, больше ничего.
И походы в кино. Быстрое скольжение вниз по Комсомольской, от проспекта, под нашими окнами третьего этажа после книжного магазина, мимо 42-школы с забором из устрашающих железных пик, на которых однажды повис пронзенный пятиклассник, и вот уже кино «Победа». Знакомые ступени и колонны, Сталин в шинели за контролем, фойе с буфетом и главный зал с удобными сиденьями и подлокотниками. Лолита Торрес, черно-белый аргентинский «Возраст любви», мелодия через неделю звучит в Минске так часто, что просто удивительно, почему это не ее, а гимн Советского Союза играют и поют по радио в двенадцать часов ночи.
Да, «Победа», и на широком, вот новинка, широком экране идут какие-то старинные сражения: кони, люди, и залпы тысячи орудий слились, будто в «Бородино» у Лермонтова, в один протяжный вой. Кто там и с кем сражается? У нас с Сашей конфеты, мороженое тает в руках, а руки ищут, держат, гладят друг друга, в голове плывет, кино наше кружится, шатается и как немое; нам, во всяком случае, не слышно и не надо этого.
Откроют во дворе «Победы» еще и Летний зал, огромный крытый павильон. Здесь последний сеанс кончается в первом часу ночи, и здесь самые лучшие места в последних рядах, свободно и темно, все заняты только друг другом, можно и прилечь.
Здесь идет самая лучшая в мире картина «Это Пеле»! И целых два или два с четвертью часа бразильский футболист Пеле забивает голы из любых положений. Те, у кого с собой вино, выходят иногда оттуда уже под утро.
Или мы с Сашей идем смотреть кино в Дом офицеров, его правое крыло. Здесь только люди городского центра, любители и знатоки. Фильмы хорошие, они прошли уже в «Победе», в «Первом», и вот теперь здесь. Сеансы только вечером. Если дождливый вечер, если