13 мертвецов. Александр Матюхин
ты плох, студент, – услышал он над ухом знакомый голос.
Повернув голову, Митя увидел возле себя Сергея Трибунова, бригадира роты и старосту барака. Немолодой уже мужик, крепкий и жилистый, как морской канат.
– Хо… хол… – заикаясь, еле выговорил Митя, – холодно.
Зубы стучали так, что он боялся прикусить язык.
– Привыкнешь, – спокойно сказал Трибунов, – первая зима – она самая страшная. Ты вообще за что здесь?
Митя уже, наверное, сотню раз рассказывал свою историю и сомневался, что староста ее не слышал. Еще в Москве, в следственной тюрьме, сокамерники предупреждали: поменьше болтай. Среди других заключенных могут быть провокаторы и стукачи. Мол, наболтаешь всякого – новых статей навесят. Там Митя, запуганный и нервный, разговаривал только со следователем, но здесь уже не видел смысла молчать. Даже если бригадир пытается вытянуть из него информацию, что с того? Что они с ним сделают? Дальше ссылать некуда. А захотят расстрелять, так и черт с ним.
– У нас при факультете был кружок по изучению эсперанто[1], – сказал наконец Митя. – Нелегальный, конечно…
– Эсперанто? – спросил Трибунов. – Так ты троцкист[2]? Шпион?
Митя собирался было возразить, но настолько устал от всего, что уже не мог и не хотел спорить. Староста своим вопросом о шпионаже напомнил ему следователя, что окончательно добило бывшего студента.
– Ну да, – покорно согласился он. – Вроде того… шпион…
Трибунов больше ничего не спрашивал. Молча пил сладкий коричневатый кипяток из жестяной кружки и смотрел куда-то перед собой. Это почему-то обидело Митю. Своим неожиданным разговором староста заставил его признаться в несуществующем преступлении.
– Вы не понимаете, – снова подал голос Митя, – никто не хочет понимать. Эсперанто – это интереснейший эксперимент. Попытка создать язык международного общения, полностью основанная на энтузиазме и бескорыстном желании людей. Сейчас глобальными языками можно назвать английский и русский. Но англичане используют свой язык как средство порабощения и эксплуатации народов, в силу своих империалистических замашек и колониальных интересов, а русский язык, даже как носитель социалистических идей, довольно сложен для изучения, например, представителями…
– На кой ты мне это говоришь? – прервал Трибунов. – Контра – она контра и есть.
Этот простой вывод разозлил Митю.
– Я не контра! – громко ответил он. На голос стали оборачиваться другие зэка, и Митя добавил более спокойно: – Мой папа против Колчака воевал!
– Так то папа, – сказал Трибунов. – Ты-то здесь при чем?
– Я не контра, – тихо повторил Митя. – Сами-то вы здесь за что? У вас же тоже пятьдесят восьмая статья[3] насколько я знаю.
Трибунов немного помолчал.
– За стихи.
– Как это?
– Я, студент, –