В плену иллюзий. Сергей Бусахин
водолазы, очевидно, приняв мои слова за шутку, только хмыкнули и, не произнеся ни слова в ответ, простояли молча до отбоя, равнодушно глядя на трёхбалльную морскую зыбь.
Разбор данной тревоги проходил в общем кубрике. Выступал капитан: небольшого роста толстяк, с выпуклым животом и обвислыми щеками, больше похожий на министерского служащего, чем на «старого морского волка». Он был крайне недоволен тем, как она проходила, и особенно его возмутило поведение второго помощника, «который в это время спокойно спал у себя в каюте и даже не помышлял ни о каком докладе капитану». Во время выступления капитана безжалостно разбуженный второй помощник, находясь в полудрёме, сквозь щёлочки опухших глаз смотрел на капитана и, всё ещё находясь под властью Морфея, сладко причмокивал губами.
– Боцман, который по тревоге должен был находиться на баке, – нервно говорил капитан, удивлённо поглядывая на бессознательно причмокивающего второго помощника, – пошёл в противоположную сторону и очутился на корме, где и простоял всю тревогу и, поигрывая спасательным жилетом, вместо того чтобы надеть его на себя и заниматься своими прямыми обязанностями, любовался пенистой зыбью и летучими рыбками. – Наконец, обозлённый странным поведением второго помощника, рявкнул: – Хватит чмокать! Вы на научно-поисковом судне находитесь, а не в портовом борделе! Потрудитесь вести себя подобающим образом, второй помощник! С вами у меня будет особый разговор! Просто хамство какое-то!
– А что, у нас в порту уже и бордель появился? – заинтересованно откликнулся второй помощник и окончательно проснулся.
– Не надо из себя дурачка строить, вы прекрасно понимаете, что я имел в виду… В общем тревогу провели крайне безобразно – сюрреализм, да и только: матросы еле двигались, про научников я вообще молчу: некоторые метались, не зная, где им по тревоге необходимо находиться, задраивали совершенно не те двери, какой-то недотёпа задраил повариху так, что она никак не могла выбраться из камбуза наружу. От ужаса, что все про неё забыли, вопила во всё горло, причём её так умудрились задраить, что даже криков не было слышно, и действительно, о ней почему-то никто и не вспомнил, даже боцман! – при этом капитан многозначительно посмотрел на «любителя пенистой зыби и летучих рыбок». – Только после окончания тревоги бедную женщину в полусознательном состоянии доставили на палубу, где, слава Богу, она пришла в себя.
Насупившаяся повариха после обличительных слов капитана не выдержала и заголосила, словно её мучения ещё не закончились и она живо представила себе, как все садятся в шлюпки и покидают в спешке терпящее бедствие судно, оставляя её одну, и она, задраенная в камбузе, вместе с ним носится «Летучим голландцем» по равнодушным волнам Индийского океана.
– Всё же надо было праздник Нептуна провести, – с мировой трагедией в голосе прервал вопли обездоленной поварихи кривоносый матрос. – Это Нептун нам знак подаёт. Пока не поздно, не мешало бы переход экватора отпраздновать,