Детство. Василий Панфилов
Тьфу ты! Забыл ужо, чему учил я его! Как был балбес, так и остался! Горячий, чисто самовар.
Ан нельзя помогать-то, сам на сам драчки-то, как уговорено.
– Ну, кто ишшо смелый! – Подзуживаю супротивников.
– Я тя… – Начал долговязый Санька Фролов, замахиваясь из-за плеча.
А я что, жать буду! Прыгнул вперёд, да сразу вниз ушёл, уклоняяся. И кулаком в пузень, прямо в душу! Закашлялся только, руки к пузу прижал. И на ещё по чапельнику, только юшка брызнула. Сидит!
Стою, значица, скучаю. Годки мои при деле все, руками махают, а я как столб! Нельзя помогать-то, эхма… Сашка Дрын наконец со своим разобрался, ну оно и вовремя, теперича ребят постарше черёд. Я с ними просился-то, ан не пустили. Говорят, не положено!
– В другой раз и не зовите! – Говорю недовольно атаману, вернувшися назад, – Что за драка такая? Сунешь раз в морду, и закончился!
– Га-га-га! – Пролетело над толпой. Насмешил мужиков, значица.
– Закончились! – Икал со смеху пожилой лавочник, утирая слёзы, – Ишь какой!
– Ну так я только раззадорился, дяденька, а они всё – жопкой снег топить! А мне што теперя? Только завёлося, кулаки-то чешутся!
– Га-га-га!
Хлопая по плечам, нас отвели на самолучшие места. Хорошо драчку-то начали, значица. А потом ишшо и народ взвеселили. Ух, какие они задорные-то на лёд выскакивали.
– Посадим бурсаков снег жопами топить! – Заорал кто-то из взрослых.
– Ура!
Приплясывая на месте, слежу за боем, глаз не отрывая. Ух, здорово! Стеношников на кажной стороне больше, чем народу у нас в деревне-то, да все мужики здоровые, злые.
– Под микитки ему! – Ору долговязому Саньке Фролову, сцепившемуся с супротивником, – Да!
– Слева, слева заходи! – Надрывается Дрын, размахивая руками, – Да куду ты прёшь, дурень!
Наорались всласть, и уж собралися по домам, но тот купец остановил, гривенник дал.
– Повеселил ты меня, малой. Жопкой в снег-то!
– Ишь ты! Спасибо, дяденька!
– Ступай! – Весело отмахнулся тот, обдав запахом блинов и вина, – Погуляй на все!
Гривенник-то, оно вроде и немного, на всю нашу кумпанию-то. Ан и другие нашлися, кто нас запомнил, а меня особливо. Ух и наелися тогда! Кто блином угостит, кто сбитнем. А пряников! Чуть пузо не лопнуло, ажно дышать тяжко.
И денюжки надавали, но те мы честно с Дрыном пополам поделили, остальные отказалися.
– Не нами заработано, не нам и тратить, – Важно, как взрослый, сказал Пономарёнок, – От блинов-то, особливо когда торговцы угощают-то, не откажемся. Так, парни? Вот… а денюжку-то попрячьте!
Мы опосля, когда уже по домам собрались, денюжку посчитали-то. Два рубля тридцать восемь копеек, деньжищи-то какие! На кажного по рупь шиисят девять. Годки наши за таки деньги по две недели на фабриках, не разгибаясь, а тут просто двум мордам насовал, и на тебе!
– Помер Стёпка-то, – Расчёсывая волосы, негромко сказала мать Аксинье, кивнув головой на свою постель.
Мальчик съехал с ситцевых линялых подушек на войлок и лежал там. Рубашонка съехала к