Детство. Василий Панфилов
скусно. И вот!
Вытаскиваю из-за пазухи узелок с печевом и разворачиваю его.
– Ишь ты? – Подивился Иван Ильич, привстав. После того, как ён надышался над чугунком и попил малины, отживел. Теперя только отсыпаться после болести, – Чуть ли не из ситной муки, да фунта на два! Кто так расщедрился-то?
– Да барынька одна! Поорал во дворе, что работу ищу, значица, так она сперва дворника кликать начала, чтоб меня со двора погнал, а ён отлучился. Тогда через служанку сунула печево – что ушёл и не орал, значица. Мигрень у ея!
– Ишь ты! – Иван Ильич заухал смешливо филином, – Повезло тебе, Егорка! Был бы дворник на месте, получил бы не печево, а метлой поперек хребта!
– Агась! – Улыбаюся ответно, – Я теперя не скоро туда пойду, а то дворника небось настращает барыня-то!
Оставил печево на нарах, да и пошёл бродить по Хитровке. Земляки-то не скоро придут ишшо с работ, а помогать Ивану Ильичу кашеварить нет нужды. Кулеш[36] любой годящий мужик приготовить может, чего под руку соваться-то? Байками развлекать? Так мужики придут, всем сразу и расскажу, как день прошёл, если спросят-то.
А я, значица, на разведку покуда. Хитровка, оно дело такое – только кажется, что несколько домов всего. На самом же деле там уу! Под землёй чуть не больше народу живёт, чем в самих домах. Ходы подземельные, пещеры всякие.
Где подвалы домов, где подземелья времён ишшо Грозного, а где сами хитровцы накопали, токмо сам чёрт и разберёт! Заплутать – делать нечего!
Колидоры, комнаты и комнатушки, где народишку по дневному времени и нетути почти. Где артелью живут крестьяне, на заработки пришедшие, там кашевары. Но больше, значица, не кашу творить, а добро сторожить.
Хитровка, она всякая. Всё больше крестьяне ночлега ищут, но и ворья хватает, нищих, разбойников. Разбойники, которы настоящие, как дяденька Волк, оне крестьян не трогают, оне за справедливость – господ всё больше. Ну и купцов иногда, но купцы – оне всякие бывают. Которые честно торгуют да работников не омманывают, тех и не трогают почти шта. Так только, денюжек иногда попросят на вольную жизню.
А есть портяночники, те вообще ничем не брезгуют. Порты драные да сцаные с мёртвого сымут и на пропой утянут. И знают ведь, что лупить за дела такие будут смертным боем, ан всё едино. Им бы сейчас винище в себя залить, а что завтра будет, думать уже не могут.
Шатаюсь по колидорам, да забредаю иногда в самый-рассамый ад почти што. Рожи такие, что аж оторопь берёт – опухшие, белёсые, а вшей! Божечки, ажно кишат, мало что лохмотья не шевелятся! У самого вошки есть, куда ж без них? Но столько?!
И костёр прям на полу, пущай и сто раз земляном. Что, камнями и кирпичами хоть какой-то очаг выложить не могут? Дым по земле стелется, глаза ест, да в щели куда-то и выходит потихоньку. Рази можно так жить? Как есть, подонки!
Выбрался наружу и ну дышать! После Трубных-то переулков воздух здесь духлый и затхлый, на Хитровке-то. А коли полазишь по подземельям и наружу вылезешь, так слаще сахару кажется. Мёд и мёд, надышаться невозможно!
– Бушь? – Подошёл знакомец, Ванька,
Кулеш (кулиш) – жидкая кашица, похлёбка, в традиционном виде, как правило, состоящая из пшённой крупы (проса) и сала, с добавлением других ингредиентов.