Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990. Сборник

      <…> А другой? среди праздных местечек,

      Под огромным газетным листом,

      Видишь, тощий сидит человечек

      С озабоченным, бледным лицом,

      Весь исполнен тревогою страстной,

      По движеньям похож на лису,

      Стар и глух; и в руках его красный

      Карандаш и очки на носу.

      В оны годы служил он в цензуре

      И доныне привычку сберег

      Всё, что прежде черкал в корректуре,

      Отмечать: выправляет он слог,

      С мысли автора краски стирает.

      Вот он тихо промолвил: «шалишь!»

      Глаз его под очками играет,

      Как у кошки, заметившей мышь;

      Карандаш за привычное дело

      Принялся… «А позвольте узнать

      (Он болтун – говорите с ним смело),

      Что изволили вы отыскать?»

      – Ужасаюсь, читая журналы!

      Где я? где? Цепенеет мой ум!

      Что ни строчка – скандалы, скандалы!

      Вот взгляните – мой собственный кум

      Обличен! Моралист-проповедник,

      Цыц!.. Умолкни, журнальная тварь!..

      Он действительный статский советник,

      Этот чин даровал ему царь!

      Мало им, что они Маколея

      И Гизота в печать провели,

      Кровопийцу Прудона, злодея

      Тьера[106] выше небес вознесли,

      К государственной росписи смеют

      Прикасаться нечистой рукой!

      Будет время – пожнут, что посеют!

      (Старец грозно качнул головой.)

      А свобода, а земство, а гласность!

      (Крикнул он и очки уронил):

      Вот где бедствие! вот где опасность

      Государству… Не так я служил!

      О чинах, о свободе, о взятках

      Я словечка в печать не пускал.

      К сожаленью, при новых порядках

      Председатель отставку мне дал;

      На начальство роптать не дерзаю

      (Не умею – и этим горжусь),

      Но убей меня, если я знаю,

      Отчего я теперь не гожусь?

      Служба всю мою жизнь поглощала,

      Иногда до того я вникал,

      Что во сне благодать осеняла,

      И, вскочив, – я черкал и черкал!

      К сочинению ключ понемногу,

      К тайной цели его подберешь,

      Сходишь в церковь, помолишься богу,

      И опять троекратно прочтешь:

      Взвешен, пойман на каждом словечке,

      Сочинитель дрожал предо мной,