Русские писатели о цензуре и цензорах. От Радищева до наших дней. 1790–1990. Сборник

      Я – фельетонная букашка,

      Ищу посильного труда.

      Я, как ходячая бумажка,

      Поистрепался, господа,

      Но лишь давайте мне сюжеты,

      Увидите – хорош мой слог.

      Сначала я писал куплеты,

      Состряпал несколько эклог,

      Но скоро я стихи оставил,

      Поняв, что лучший на земле

      Тот род, который так прославил

      Булгарин в «Северной пчеле».

      Я говорю о фельетоне…

      Статейки я писать могу

      В великосветском, модном тоне,

      И будут хороши, не лгу.

      Из жизни здешней и московской

      Черты охотно я беру.

      Знаком вам господин Пановский?[111]

      Мы с ним похожи по перу.

      Известен я в литературе…

      Угодно ль вам меня нанять?

      Умел писать я при цензуре,

      Так мудрено ль теперь писать?

      Признаться, я попал невольно

      В литературную семью.

      Ох! было время – вспомнить больно!

      Дрожишь, бывало, за статью.

      Мою любимую идейку,

      Что в Петербурге климат плох,

      И ту не в каждую статейку

      Вставлять я без боязни мог.

      Однажды написал я сдуру,

      Что видел на мосту дыру.

      Переполошил всю цензуру,

      Таскали даже ко двору!

      Ну! дали мне головомойку,

      С полгода поджимал я хвост.

      С тех пор не езжу через Мойку

      И не гляжу на этот мост![112]

      Я надоел вам? извините!

      Но старых ран коснулся я…

      И вдруг… кто думать мог?.. скажите!

      Горька была вся жизнь моя,

      Но, претерпев судьбы удары,

      Под старость счастье я узнал:

      Курил на улицах сигары[113]

      И без цензуры сочинял!

      Ай да свободная пресса!

      Мало вам было хлопот?

      Юное чадо прогресса

      Рвется, брыкается, бьет,

      Как забежавший из степи

      Конь, незнакомый с уздой,

      Или сорвавшийся с цепи

      Зверь нелюдимый, лесной…

      Боже! пошли нам терпенье!

      Или цензура воспрянь!

      Всюду одно осужденье,

      Всюду нахальная брань!

      В цивилизованном классе

      Будто растленье одно,

      Бедность безмерная в массе

      (Где же берут на вино?),

      В каждом нажиться старанье,

      В каждом продажная честь,

      Только под шубой бараньей

      Сердце хорошее есть!

      Ох, этот автор злодейский!

      Тоже хитрит иногда,

      Думает лестью лакейской

      Нас усыпить, господа!

      Мы не хотим поцелуев,

      Но и ругни не хотим…

      Что ж это смотрит Валуев[114],

      Как