Что скрылось во тьме? Собрание сочинений в 30 книгах. Книга 16. Павел Амнуэль
собой Лену и увлек ее в узкое пространство между двумя памятниками. Развернуться здесь для удара Баснер не мог и, как оказалось, не собирался. Он сам не представлял, что делает. Не думал, не понимал, выкрикивал бессвязные слова, размахивал ножиком, оказавшимся всего лишь перочинной игрушкой с тремя раскрывающимися лезвиями, и скорее поранился бы сам, чем смог бы поранить другого.
– Отпустите, вы мне руку сломаете!
Лена вырвала руку, пробормотала что-то нелестное в адрес Купревича, все еще уверенного, что спас ей жизнь, протиснулась между Купревичом и оградой и направилась к Баснеру со словами:
– Спрячьте нож, дурак, вы поцарапаетесь.
Баснер повернулся и побрел – не к выходу с кладбища, а вглубь аллеи, оканчивавшейся каменным забором. Упершись в стену, он ткнулся в нее лбом и остался стоять, бормоча что-то под нос.
– Знаете, – обратился он к Лене, – я тоже об этом подумал.
– О чем?
– Если он достанет настоящее оружие…
– Зачем?
– Мы говорили с ним о фальшивых исторических артефактах, он историк, в физике, тем более в физике ветвлений, не разбирается совершенно. Наверно, решил, что, если не станет кого-нибудь из нас троих, то суперпозиция прекратится, и восстановится реальность, где ветвления вообще не было.
– О чем вы?
– Еще в самолете, – продолжал Купревич, – когда он объявил себя мужем Ады, я подумал: если его убить, то реальность изменится. Она не может остаться прежней, когда возникает новое ветвление. Я ничего, конечно, все равно не сделал бы, тем более в самолете, да, к тому же, не имея возможности просчитать последствия. Но мысль такая промелькнула. Вот и он тоже…
– Вы хотите сказать…
– Я не вывихнул вам руку?
– Нет, но синяк останется. Вы очень сильно… Наверно, я должна сказать вам «спасибо»?
– Не за что, – пробормотал Купревич.
– О чем вы только что говорили? Насчет убийства. Вы это серьезно?
– Что будем с ним делать? Оставим тут, или пусть идет с нами?
– Почему вы не отвечаете на вопрос?
– Потому что я сам не знаю! – вспылил Купревич. – Извините.
Неожиданно для себя – и тем более, для Лены – он взял ее ладонь, положил на свою, увидел действительно начавший проявляться синяк на тонком запястье, поднес к губам и поцеловал. Лена ладонь не отдернула, и он поцеловал еще раз, и еще. Ему казалось, что это ладонь Ады. Много лет назад, еще в Москве, до их женитьбы, даже до того, как он сделал ей предложение, он достал билеты на концерт «Машины времени» на стадионе в Лужниках, народу было много, он никогда не бывал на футболе и не представлял, что человека может нести в толпе, будто щепку в бурном потоке, не представлял, что такое возможно на концерте, ведь на концерты ходят люди интеллигентные, знающие, как себя вести; он едва не потерял Аду, крепко ухватил за запястье и не отпускал до конца представления, хотя потом, когда они нашли свои места, толпы уже не было, а была музыка, способная изменить сознание.