Коммуналка на Петроградке. Роман Осминкин
форм, так как соединила акт письма с актом массовой коммуникации.
И снова 30 января. Вепрева пишет:
Два раза подряд выбило пробки. Я готовила на кухне лапшу, и там меня подхватила Оксана. Сказала: «Пойдемте со мной, а то одной страшно». Я покорно последовала за ней на черную лестницу, где обнаружился щиток среди разводов и плесневелых подтеков. Мы обе были слишком низкие, чтобы достать до него рукой, поэтому я принесла ей табуретку, на которую она залезла и робко потянулась к щитку. Сказала: «Если меня убьет, скажете, что погибла во благо народа». Боязливо подняла тумблер. Стали слышны вопли ее сына, который радостно кричал: «Мама, мама, свет появился!» Сибирячка Оксана слезла и сурово произнесла: «Вот так, я и баба, и мужик». Я унесла табуретку.
31 января. Вепрева пишет:
Мы опять облажались с уборкой. Только я хотела развернуть поломойные войска, в бой вступила Зинаида Геннадиевна, коварно все за нас помыв с неимоверно возмущенным лицом. По словам соседей, «было слишком грязно, и она не вытерпела». «Окей», – подумала я и решила затеять уборку внутри комнаты. Три часа я пыхтела, выметая из щелей грязь, переставляя вечно падающий матрас, протирая подсвечники и намывая половицы, параллельно стирая постельное белье, веревка под которым тяжести не выдержала и выдрала свой гвоздь-основание из стены, обрушившись, благо, на чистый пол.
Окончательно заебавшись, я вытерла остатки пыли со своего лица и решила больше ничего не делать.
Февраль
5 февраля. Осминкин пишет:
Коммунальная кухня иногда выполняет функции рабочей курилки. Утром на ней курят те из жильцов, у кого сегодня нету смены.
Вера курит, глубоко втягивая скулы и глядя в пол. Входит Зинаида Геннадиевна.
– Ой Вера, я думала, ты сегодня на смене…
(Вера работает горничной в одном из отелей Петербурга.)
– Нет, у меня три через два график, так как я на временном контракте. Скоро зубы на полку положим. С нового года ничего не платили, а девочкам, которые без выходных второй месяц работают, выдали по 15 тыс.
– Ой, не говори. Нам голый оклад начислили. Вот за январь и ни копейки больше. Как хочешь, так живи. Новый год – все деньги проедены. А муж чего это у тебя тоже дома?
– Валера тоже неделю без работы сидит. У их поставщиков забастовка, и начальство решило по домам распустить на время забастовки, чтобы не платить за простой. Вот так вот мается Валера мой. Руки некуда приложить.
Зинаида Геннадиевна наспех делает последние несколько затяжек и выносит вердикт: «Кризис, милая, чего же ты хотела, бог терпел и нам велел. Бывали и похуже времена».
Вера остается понуро сидеть, глядя в пол. Потом вдруг спохватывается и подбегает к плите, чтобы засыпать в кипящую воду макароны-рожки для себя и мужа Валеры.
6 февраля. Осминкин пишет:
Утро субботы. Вид из окна нечаянно совпал с этим абзацем из читаемой