Коммуналка на Петроградке. Роман Осминкин
февраля. Вепрева пишет:
В коридоре грохот.
«Да еб твою мать!» – кричит Ольга на своего сына.
16 февраля. Вепрева пишет:
Последние дни прошли в каком-то хаосе, поэтому воспоминания сумбурные. У соседей обнаружился маленький котик, который все время норовил выскочить в приоткрытую дверь и обследовать пространство коммуналки. В один из дней Рома обнаружил его и, словив, бережно отправил в исходную комнату. Шнур душа стал протекать, но был починен Вадимом за пятьдесят рублей с каждой комнаты (350 р.). Бонусом привинтили держатель, а значит, теперь можно мыться сразу двумя руками. Кажется, с концами сломался газовый нагреватель, его развинтили, и вот уже второй день все моются дьявольски ледяной водой. По-прежнему приготовление еды (даже пятиминутное) совмещается с насильственным выкуриванием 1–3 сигарет. Еще пришли квитанции за коммуналку, с которых мы просто охуели, так как стоимость отопления выросла в два раза в сравнении с январем. А еще солнце стало выходить чаще.
18 февраля. Вепрева пишет:
Наконец-то отдала соседу Вадиму пятьдесят рублей за починку душа, караулила его два дня. Позавчера он отказался давать сдачу, и сегодня, когда я наконец-то разменяла деньги, мне уже не терпелось ему их отдать. Я выскакивала на кухню с деньгами в руке, услышав любой шорох. В итоге мне удалось подкараулить его в туалете, где он проводил время, тяжело дыша. Я имитировала приготовление завтрака, периодически прислушиваясь, как он там, скоро ли. Он вышел, такой большой и грузный человек в одних шортах, но я держала себя в руках и подождала, пока он помоет руки, и только потом побежала прямо на него с полтинником в руке, хотя мне на самом деле достаточно неловко и страшновато от того, что он меня больше в три раза. Он сказал мне «привет», взял двумя большими мокрыми пальцами долгожданную бумажку и ушел в комнату. Я с облегчением выдохнула.
Потом я еще плиту мыла, выколупывая жир из ручек зубочисткой.
19 февраля. Вепрева пишет:
Я пошла на кухню пожарить сухарики-гренки с чесночком. За моей спиной прошла хмурая Ольга и стала зловеще натачивать нож. Выскочила Оксана и бодро спросила, нет ли у меня, случайно, топорика. Я на мгновение зависла, обрабатывая запрос, но она уточнила, что он ей нужен для мяса, и для наглядности продемонстрировала пару бойких радостных ударов. Ольга продолжала точить нож. Топорика у меня не было.
Я натерла хлеб чесноком и порезала его, закинула на сковородку и начала жарить, отметив краем глаза гигантский кусок свежего красного мяса на их столе. Тут вышел большой Вадим, опять в одних только шортах, взял сковородку, забитую сочащимся мясом, и поставил на соседнюю плиту.
Так и стояли мы рядом, он нажаривал мясо, а я, скукожившись, ржаной хлебушек.
20 февраля. Осминкин пишет:
Пабабам! Это свершилось – только что с Анастасией наконец-то сдали все пластиковые и бумажные бутылки из-под кефира и ряженки, которые собирали три месяца в ожидании открытия