Крестом и стволом. Михаил Серегин
выскочил из машины и кинулся через дорогу, к храму.
– Отец Василий! – услышал он сзади крик. – Батюшка! – он оглянулся. Ковалев вышел из машины и смотрел ему вслед. – Простите меня за этого засранца Пшенкина! Я с ним лично разберусь!
«Ладно! – досадливо махнул рукой священник. – Это все ваши дела, меня они уже не касаются!»
Настраиваться на службу пришлось долго, куда как дольше обычного. Вместо благости над отцом Василием витали обрывки разговоров, сине-багровое лицо водителя и собственные грешные, гневливые мысли. Но постепенно дело пошло на лад, и к вечеру священник, считай, окончательно пришел в себя.
С тех пор как закончились дожди и на улицах немного подсохло, отец Василий снова стал проделывать путь от храма домой и обратно пешком. Ему несказанно нравилось идти по узкой, заросшей бузиной и акациями улочке и смотреть в небо. За заборами надрывались демонстрирующие свои отменные служебные качества беспородные псы, по-волжски напевно переговаривались между собой соседи, хрустел под ногами кое-где насыпанный щебень, и отцу Василию становилось так хорошо, словно именно это и было главной задачей его земной жизни: идти, слушать и обонять все это великолепие божественного творения. Вот и теперь, почти полночью, шагал он домой, искренне благодаря господа за возможность еще раз ощутить его величие.
Но вот дома его ждал вполне житейский сюрприз.
– Бригадир приходил, – с порога сообщила супруга.
– Какой такой бригадир? – встревожился священник. В последнее время все его ассоциации как-то непроизвольно строились исключительно вокруг бандитских понятий.
– Петрович, кто же еще, – улыбнулась Ольга.
Отец Василий удивился, а потом понял и, покачав головой, невесело засмеялся. Вернулась бригада строителей, полным составом снявшаяся с его дома, чтобы перейти на парфеновский стройучасток. Их можно было понять тогда – с Парфеном не поспоришь; их можно понять и сейчас – вместе со смертью Парфена все работы на новой автостоянке прекратились, а значит, прекратились и выплаты. Тень безработицы снова опустилась на Усть-Кудеяр. И, похоже, это надолго.
– Что сказали? – поинтересовался отец Василий.
– Сказали, что завтра доделают летнюю кухню и примутся за сарай. Материал, говорят, у них свой, нам по старой дружбе уступят со скидкой.
«Еще бы не со скидкой! – подумал отец Василий. – Зима на носу, а они все сроки мне сорвали! Теперь давайте, ребята, наверстывайте». Он вдруг почувствовал, как сильно, как невыносимо устал. Честно говоря, если бы не Олюшка, он даже не знал, как смог бы пережить события последних недель – слишком много всего. Только Олюшка его и радовала.
– Как там наш малыш? – положил он жене руку на живот.
– Растет. Что ему сделается? – улыбнулась Ольга. – Уже на мел потянуло. Строители ведро принесли, а меня так и тянет попробовать!
– Я же тебе стерильного мела принес! – удивился отец Василий.
– Меня на стерильный не тянет, меня на этот тянет, – стыдливо потупила