Крестом и стволом. Михаил Серегин
сегодня в храм женщин он не знал, но чувствовал: почти все они здесь!
В этот день поступления в храмовую кассу были невероятны. Отец Василий молча выслушал внеочередной отчет радостно запыхавшейся Тамары Николаевны и только устало кивнул. Он знал, что в ближайшие несколько дней денег соберется столько, сколько никто и в мыслях не держал. Свечи, молебны, а то и, не приведи господь, отпевания. Ковалев обеспечил его работой надолго! И от этого понимания мелкие волоски на спине и руках отца Василия становились дыбом.
А буквально этим же вечером все, сказанное Алексием, стопроцентно подтвердилось. Весь Усть-Кудеяр говорил о том, что начальник местной милиции наконец-то перестал жевать сопли и объявил войну преступности. Но, надо сказать, люди к этой новости относились по-разному. Мелкие предприниматели, лоточники и владельцы лавок и магазинов только недоверчиво ухмылялись. Эта многоопытная, битая-перебитая публика знала цену административным потугам и абсолютно не верила, что милицейская кампания надолго.
– Вот увидите, – махали руками они, – не пройдет и месяца, и все пойдет по-старому. И будем мы платить, как и прежде платили! Плетью обуха не перешибешь.
Как ни странно, куда оптимистичнее смотрели на события последних суток социальные «низы». Пенсионеры да безработные искренне надеялись, что до местной власти наконец-то дошло, что дальше так жить нельзя и надо поддерживать генеральную линию президента по наведению порядка в стране.
– Правильно Павел Александрович поступил! – горячо встревали они в любую дискуссию. – Давно пора! Вы посмотрите, что делается, по улице спокойно не пройдешь из-за хулиганья! А еще лучше, постреляли бы всех этих сволочей, хоть дышать стало бы легче!
Понятное дело, тех, кого ковалевская инициатива коснулась ближе всех – родственников и друзей задержанных, – никто особенно ни о чем не спрашивал. Люди прятали от них глаза и старались побыстрее прошмыгнуть мимо. Ни сочувствовать пострадавшим, ни злорадствовать над бедой никто не хотел. Может быть, потому, что сказывалась историческая память и каждый знал, что закон в России гибок, аки кнут. Сегодня возьмут за жабры кого следует, а завтра – кого захочется...
Отец Василий прикладывал все усилия к тому, чтобы праздник Преображения Господня вошел в сердца прихожан как светлое и торжественное событие, но с собой справиться так и не сумел. И к десяти вечера позвонил-таки Косте прямо в больницу.
– Мишаня?! – удивился главврач. – Не жда-ал! Чем порадуешь?
– Нечем мне тебя порадовать, Константин, – признался священник. – Ты сегодня как, не посидишь со мной вечерок?
– Ну вот, а ты говоришь, радовать нечем! – засмеялся товарищ. – В кои-то веки сам посидеть предложил! Это надо отметить. Мне как раз, – Костя перешел на шепот, – новая партия спирта подошла.
Отец Василий не смог удержаться от улыбки. Костя развелся со своей скандальной и неспокойной «половиной» лет, наверное, пяток назад и с тех пор вел беззаботную жизнь зрелого и во всех отношениях свободного мужчины.