Демон искушения. Галина Романова
Не было посажено картошки, а была посеяна какая-то сортовая трава. По ней брат Макса утром проезжал косилкой, и в воздухе потом долго носился сочный аромат срезанной зелени.
И смородиновых кустов у Макса на даче не было тоже, и вишен с яблонями. Вместо них плотным частоколом росли березы, между них растягивались гамаки, где семейство после полудня предавалось дремоте.
Еще позади двухэтажного дома асфальтированная площадка имелась с баскетбольным кольцом. Они с Максом тогда набросались мячика в нее до кругов в глазах.
Потом ужинали. Не за столом! Не под березами! А на берегу пруда, что располагался метрах в десяти от забора их дачи. Пришли всем кагалом со складными стульчиками и столом. Располагались минут двадцать, смеясь и гомоня. Потом сели ужинать. Долго ужинали! И рыбой под маринадом, и картошкой, которую специально для Маши потолкли с маслом и жареным луком, и мяса нажарили столько, что на следующий день доедать пришлось. Вкусно было так, что Маша, невзирая на стеснение, жевала не переставая. А потом чай пили из старого самовара, растопив его сухими еловыми шишками. Сушки были с маком и конфетки в дешевых обертках, но с такой потрясающей абрикосовой и сливовой начинкой, что Маша, не удержавшись, тайком сунула себе пяток конфет в карман…
– Чего это в такую рань поднялась? – Мать осторожно пристроила на скамейку две большие сумки, поправила косынку на голове и неодобрительно покосилась в спину улепетывающему Максу. – Этому что надо было? Тебе сколько раз говорить, держись от него подальше! Нашла с кем дружбу водить!
– А чем он тебе не нравится? – моментально вскинулась Маша.
– А тем! – Мать снова ухватилась за сумки и кивком подбородка приказала Маше открыть ей подъездную дверь. – Идем уже, будешь еще препираться тут со мной на глазах у соседей! Мать ей слово, она сорок! Сопля еще, чтобы перечить. Нет бы, помогла сумки до квартиры дотащить.
Маша дождалась, пока мать пройдет через удерживаемую ею дверь на тяжелой пружине, забрала одну из сумок и молча поплелась с ней вверх по ступенькам.
Мать продолжала бухтеть ей в спину:
– Нашла себе друга! Лучше ведь поискать, да негде. И хулиган, и учиться не учится, и семья у них вся ненормальная!
– Чем же она ненормальная, ма? – слабо возразила Маша, постоянно с теплом вспоминающая о семье Макса. – Очень хорошие люди.
– Ага, хорошие. Мамаша на мотоцикле в кожаном костюме носится, как проститутка какая-нибудь. Курит! Отец до сих пор по бильярдным ошивается. А братец чуть в тюрьму не сел, во как!
– Он не был виноват. Это была ошибка!
– Ага, рассказывай, – мать фыркнула, останавливаясь возле двери Фенечкиной квартиры, порыскала по старомодной сумке в поисках ключей, нашла их в кармане и вставила в замочную скважину, тут же не удержавшись, чтобы не уколоть, спросила: – Разве отец твой когда-нибудь ошибался?
– Папа… Он…
Маша замялась, не зная, что и сказать. Мать была великим провокатором, она запросто могла обронить эту фразу лишь для того, чтобы снова наговорить