Москва-bad. Записки столичного дауншифтера. Алексей А. Шепелёв
Через мгновенье кто-то уже наступает на колёса, на раму, кто-то перепрыгивает, кто-то, матерясь и оря по мобильному, через них спотыкается… отпихивают, обгоняют, протискиваются, всячески толкая и его, и бабусю, и тележку то с одной стороны, то с другой… Короче, куда лучше на ветряные мельницы с копьём бросаться.
С иной же стороны, что действительно трудно вывести, так это гопоту, а подводить под неё какую-то базу – материальную или идеологическую… Были раньше такие кричаще приметные ребята – бритые, в подтяжках и мартинсах, но сейчас таких уже не встретишь (см. выше), и у всех нормальных людей, смотревших «Американскую историю Х» и «Россию 88», слава богу, по ним нет ностальгии. Зато такое ощущение, что примерно это и делается сейчас с мигрантами – а то своих мало!..
Здесь глобальный, стихийный процесс чудится, будто такая же тачанка с разбитым корытом и метлой, пущенная под откос, летит себе вразнос… и как ему противостоять конкретному человеку в конкретном случае, даже и сказать затруднительно. Вот, например, выходим с женой у себя из метро, и тут в переходе у стеночки и на ступенях стоит целая батарея скучающих юных развесёлых разномастных «братьев» – курящих, потягивающих пивко, теребящих телефоны, в спортивных штанах и в шапочках… Но и этого им, конечно же, мало… Если я отстаю от жены – идти в такой толчее об руку невозможно – некоторые из них начинают по своему обычаю, как на фотоэлементах, при приближении девушки цокать – не особенно уж громко, но внятно, неприлично и мерзко причмокивать губищами! Жена реагирует экспрессивно, даже плюётся, но я её побыстрей оттаскиваю от греха. У меня же, как у нормального человека, как ни хочется дать в рожу, пока разум берёт верх: во-первых, у меня сломана правая кисть и на правой ноге не так давно сделана операция по удалению вен, и вообще я по такой жизни весь издёрганный и некрепкий – только взгляд, наверное, даёт им что-то понять; во-вторых, их больше, а я один – некого позвать, никто не заступится: ни друзей, ни знакомых, ни свои прохожие русаки, а тем более милиция (которой здесь никогда и нет, как и на выходе наверху, как и во всём районе!) и прочее государство; и в-третьих, им не составит никакого затрудненья просто вынуть ножичек из кармана и пырнуть, а у меня, как у приличного гражданина, такие затрудненья есть, а ножа, или даже отвёртки, нет. Иногда я, правда, думаю, что вот сейчас сорвусь и, кинувшись на эту самодовольную сволочь, разорву ей рот руками, а потом отожру, как молодой котик у старой крысы, зубами чурило1… Но пока всё же думаю.
Я всё же больше созерцатель и философ, а не воин, и делаю как раз то, что могу, к чему и предназначен. Ничего не разжигаю: понятно, что не разжигать тут надо, а тушить, но тушат водой или окапыванием, но не соломой и порохом, которыми не писатели Москву набивают. Когда встречные гастарбайтеры, показывая белые зубы и знание языка