Жанна де Ламотт. Михаил Волконский
лишенных состояния по несправедливости наследников с тем, чтобы восстановить их права, а старались, прежде всего, найти богатые спорные наследства и затем сделать так, чтобы львиная часть пришлась на их долю, а якобы облагодетельствованные ими наследники, получали крохи. Но в это время они стояли на почве самого строгого закона и обделывали свои дела так, чтобы к ним никак нельзя было придраться. При этом они пользовались огромными связями и капиталами.
Главари, направлявшие «рабочие силы», находились в Париже. Отделения же и агенты их находились повсюду.
Обрядовая мистическая сторона общества совершенно утратилась в погоне за материальными благами, и единственным их пережитком были кокарды и разделение вожаков и агентов общества по цветам).
Люсли говорил долго, а старик молча, терпеливо слушал его. Бесстрастное, спокойное лицо старика все время было неподвижно, и по нему нельзя было заметить, что он думал и как относился к горячей речи бывшего графа Савищева. Наконец, когда тот кончил, старик медленно поднял взор на него и сказал:
– Все это так. Но неужели вы думали, что все это мне неизвестно?
Люсли растерянно кивнул. Он никак не ожидал этого.
– Вам все это было известно?
– Ну, разумеется, иначе бы я не годился в ваши «белые» здесь, в Петербурге, если бы не знал о составе своих цветов. Разумеется, мне это было известно!.. Но я не перебивал вас, пока вы говорили, потому что мне нравилась та горячность, с которой вы делали это… И эта горячность спасает вас в моих глазах… Хорошо!.. На этот раз сохраните свой цвет и постарайтесь дальнейшей деятельностью заслужить мое одобрение и одобрение общества.
– О! – воскликнул Люсли. – Поверьте, что я достану этот молитвенник!..
Старик встал со своего места, подошел и, положив ему руку на плечо, сказал:
– Помните одно! Ничего не делайте по собственному почину, без моего приказания, иначе я отниму у вас кокарду…
После этого он вышел, махнув рукой Люсли, чтобы тот не провожал его.
7. Месье Орест опять нездоров
Орест Беспалов выпил на собственный счет еще целый графинчик и так «разукрасился», что домой возвращался совсем нетвердыми шагами. Он шел, пошатываясь, на растопыренных ногах, как ходят по палубе моряки, и громко рассуждал сам с собой.
Рассуждения Ореста были очень глубокомысленны, и он изредка находил, что дважды попал не туда, потому что положительно плохо то, что он был в незнакомом трактире, так как из знакомого ноги сами идут домой по привычке, а тут удивительно трудно сообразить, где он и куда надо идти.
Конечно, можно было бы спросить, но все дело в том, что бывает удивительно трудно выговорить такие слова, как «Невский пррроспект!» Но вот, однако, Орест отыскал эту улицу, а на ней и дом Саши Николаича.
Стараясь держаться теневой стороны, он обогнул этот дом, причем на углу, на повороте, удержался за водосточную трубу и проник