Слепой рассвет. Кристина Майер
что мне нужно пройти еще раз обследование, но уже в Москве. Вместе с операцией это обойдется мне в полтора миллиона рублей. Мама побежала собирать документы на квоту. Придется ждать несколько месяцев, а может, и несколько лет, там же огромные очереди. Она не ожидала, что все обернется так. Выглядела родительница подавленной и расстроенной, но мое сердце это не трогало. Будто умерло все внутри.
Все мои надежды на то, что Герман выслушает и поймет, растаяли. Он не брал трубку, а звонила я ему в день раз по сто. Изредка он все же отвечал на мои звонки, требовал больше не беспокоить и обрывал разговор. Я не была знакома с жёстким характером этого мужчины, общаясь со мной раньше, он демонстрировал только теплоту и внимание. Поэтому неприятно было столкнуться с его холодностью. Я не успокоилась и не сдалась, была полна решимости находиться рядом с Машей.
После выписки из больницы я заехала домой, чтобы собрать вещи.
– Куда ты собралась? – спросила меня мама, когда увидела, что я выхожу из дома. Все это время я практически с ней не общалась. Не брала еду, которую она приносила, не отвечала на вопросы, когда она их задавала. Только я знаю, сколько пролила слез за эти дни. Только я знаю, как от боли разрывается мое сердце!
– Я забрала оставшуюся от продажи Маши сумму денег, – предупредила я мать. О том, что я еду к Герману, она догадалась сама. Я помнила наказ врачей о том, что мне нужен покой. Пока я не окажусь рядом с Машей, это будет невозможно, но я старалась не нервничать. Больная и слепая я точно никому не нужна.
– Наверное, хорошо, что ты едешь к нему. Может, он даст денег на операцию?
– Ты в своем уме? Я не собираюсь ничего просить у Германа! У меня одно желание – находиться рядом с Машей, – он меня и так слушать не желает, а тут я с порога заявлю, что мне нужно еще денег. Если придет квота, скорее всего, я решусь на операцию, но сейчас мне думать об этом страшно и не хочется. Ведь после этого неизвестно, увижу ли я свою дочь, узнаю ли ее, смогу ли обнять?.. – Не вмешивайся в мою жизнь, считай, что я умерла, у тебя больше нет дочери. Прощай, – подхватила сумку и пошла к двери.
– Поля, зачем ты так? Прости меня! Прости, девочка! – она продолжала кричать и плакать. Оставив ключи в прихожей, я вышла из квартиры и закрыла за собой дверь.
– Полина, езжай ты домой! Не приедет Герман в клуб. Он уже неделю тут точно не появлялся, – произнес Костя – мой бывший начальник.
– Я никуда не поеду, пока с ним не поговорю, – настроена я была весьма решительно.
– Ты же видела, сколько раз я ему звонил, трубку он не берет! Не знаю, чем он так занят, но клуб ему нахрен не сдался. Не занимается он им!
– Костя, не прогоняй меня, идти мне все равно некуда. Когда-нибудь он все-таки появится, мне с ним поговорить нужно. Вопрос жизни и смерти.
– Фиг с тобой! Сиди у меня в кабинете! Есть хочешь?
– Хочу, – голова ужасно болела, вполне возможно, от голода.
– Сейчас прикажу девчонкам что-нибудь тебе принести.
– Спасибо, Костя!
– Да не за