Каспийская книга. Приглашение к путешествию. Василий Голованов
ответ… черт возьми… Он стоит того, чтобы над ним поразмыслить…
По-прежнему накрапывал дождь. Окошко на первом этаже дома справа было освещено тусклым белым светом. Я подошел и заглянул внутрь. Ковровая мастерская! Старинные, громоздкие деревянные станки для производства ковров, клубки ниток… Дверь оказалась незапертой. Внутри мастерской была пожилая женщина.
– Салам алейкум, бабушка, – сказал я.
– Здравствуй, – отвечала она по-русски.
– Можно к вам?
– Заходи, – согласилась она и, разглядев меня, спросила: – Откуда?
– Из Москвы. Увидел в окно – мастерская. Я такое производство впервые вижу…
– Убыточное, – уточнила бабушка.
– Но я сфотографирую?
– Конечно, фотографируй…
Город, как по волшебству, вдруг открылся сразу, без труда. А главное язык, русский язык – он работал. Я скажу больше: ему были рады. А ведь могли бы и забыть за 19 лет. Или просто не отвечать – из принципа. Могло быть много хуже, как в том дворе: когда сердце бьется, бьется в предчувствии встречи, а в результате ни-че-го не происходит и ты убираешься, так и не поняв, упустил ли ты шанс, подброшенный Судьбой, или просто благополучно избежал неизвестной опасности.
Рабочий день давно кончился. «Бабушка» была уборщицей. Я походил среди старых станков с деревянными рамами, на которые были натянуты крепкие белые нити основы. Цветные шерстяные нитки лежали на деревянных скамейках в клубочках. Иногда эти клубки были размотаны и цвета перемешивались, составляя какой-то неподвластный ни одному мастеру сиюминутный узор. Я подумал о ткачихах – должно быть, они такие же женщины, как эта бабушка – простые, терпеливые. Ткут ковры, негромко переговариваясь о чем-то, прихлебывая чай, заедая кусочком пахлавы. Ковер – это исламская мандала, символическая модель мира, в которой нет ни одного случайного элемента, а все эти элементы, в свою очередь, собраны в космический порядок…
На скамейке среди клубочков цветных ниток лежали старинные ножницы. И впечатление было, что все это очень настоящее, живое, – и эти нитки, которые пушились на кончиках, как овечья шерсть, и большие тяжелые ножницы, и деревянные рамы станков, в которые были вкручены черные головастые винтики. Некоторые носили на своих круглых головках следы нетерпения – по ним явно били молотком – и эти вмятинки делали время почти осязаемым.
Потом в мастерскую кто-то вошел. Из-за станков я увидел мужчину.
Они поговорили с бабушкой по-азербайджански. «Из Москвы», – сказала она, удостоверяя мое право ходить и фотографировать. Но я, сделав несколько снимков, уже собрался уходить.
– Подставку под чайник купить не хочешь? – спросила напоследок бабушка, протягивая мне крошечный коврик размером 15 на 15 сантиметров.
– Сколько?
– Двенадцать манат, – сказала бабушка.
– Ого! – присвистнул я.
Ссыпал