Бегство к любви. Саманта Тоул

      Я поднимаю глаза к его лицу. Может, Форбс и красавчик, но таким уродливым, как сейчас, я его еще не видела.

      – Других своих девиц ты тоже бьешь?

      В его лице мелькает удивление.

      Несмотря на то что нам обоим очевидно, что Форбс регулярно бьет меня… вслух я об этом никогда не говорила. Мне странно, что я произнесла эти слова, но они меня вдохновили.

      – Нет, – отвечает он, холодным тоном.

      И мое минутное вдохновение как рукой сняло, мне хочется плакать. Даже не плакать, а выть.

      Он бьет меня, потому что считает себя вправе меня бить.

      Потому что я позволяю.

      Потому что я слаба духом.

      – А меня почему бьешь? – спрашиваю я. Ответ я знаю, но нечто садистское во мне хочет получить от него подтверждение.

      Форбс подходит ближе, останавливается прямо передо мной.

      На этот раз я не отступаю. Не сдаю позиций, хотя колени мои подкашиваются. Сама удивляюсь, как я вообще еще держусь на ногах.

      Если моя отвага и изумляет его, виду он не подает. Склоняется к моему лицу. Его дыхание обжигает мне кожу. От него все еще разит той девицей.

      Меня тошнит.

      – Потому что ты моя, Мия. – Голос у него как шипение змеи. – Ты принадлежишь мне. Ты моя вторая половина. Моя маленькая… подвластная мне… долбаная половина.

      Пусть я уже и сама это знала, его слова все равно отдаются в сердце болью. Я прячу свою боль, не хочу тешить его самолюбие.

      Он вскидывает руку.

      Я вздрагиваю.

      Ему это доставляет удовольствие.

      Он касается моей щеки, почти неощутимо ведя пальцами по коже, и убирает мне за ухо волосы.

      – Ты прекрасна, – бормочет он, скользя пальцами по моим волосам до самого пояса. Потом грубо хватает меня за них, оттягивая назад мою голову.

      Мои глаза наполняются слезами.

      – Мы с тобой одинаковые. – Голос у него тихий, злобный. – Красивые внешне, но с изгаженным нутром. Меня влекло к тебе, Мия, по той же причине, что тебя влекло ко мне. Мы с тобой одного поля ягоды. Жертва становится обидчиком. Или, в твоем случае, жертва остается жертвой.

      Пелена спала с моих глаз. Как я не поняла это раньше?

      Стандартная модель поведения.

      У Форбса было такое же детство, как у меня. Такое же ужасное? Думаю, этого я никогда не узнаю. Но он тоже знает, что такое боль.

      Значит, отец его тоже бил?

      Меня вдруг охватывает жалость к нему. Скорбь по мальчику, каким он был. По детству, что было украдено у него так же, как у меня.

      Потом я смотрю на мужчину, что стоит передо мной, и жалость мгновенно обращается в ярость. В исступленную ярость.

      Он знает, что такое физическая боль, и все равно бьет меня.

      А ведь он мог бы прервать цепочку жестокости. Мог бы просто меня любить. И я любила бы его беззаветно. Отдала бы ему всю себя. Свое сердце. Вдвоем мы могли бы исцелить друг друга.

      А он вместо этого предложил мне ненавистные оскорбительные отношения патологической зависимости от партнера.

      И теперь