У черты заката. Юрий Слепухин
не любит…
– Входите! – крикнули изнутри.
Надзирательница открыла дверь и подтолкнула Бебу вперед – та из вежливости хотела уступить ей дорогу.
– Вы вызывали задержанную Монтеро, сеньор комиссарио.
– Кого? Какую еще Монтеро?
– Это из тех, сеньор комиссарио, что задержаны шестнадцатого.
– А-а, да. Хорошо, вы пока свободны. Сюда, сеньорита…
Беба со страхом приблизилась к столу, за которым сидел унылого вида полицейский офицер с зализанными на макушке редкими волосами.
– Садитесь, сеньорита Монтеро.
Беба опустилась на краешек стула.
– Как вам известно, – начал комиссар скучным голосом, заглянув в лежащий перед ним список и поставив в нем птичку, – вы задержаны за участие в событиях, разыгравшихся шестнадцатого февраля на медицинском факультете. Что вы имеете сообщить по этому поводу?
– Я… Мне нечего сообщить… – запинаясь от страха, пробормотала Беба. – Я совсем не студентка, сеньор комиссарио…
– Это усугубляет вашу вину. Что вы делали перед зданием факультета?
– Ну… я просто проходила мимо… а потом попала в толпу и не могла выбраться. Я ехала с пляжа, сеньор комиссарио… просто остановилась поглядеть.
– Вы проходили мимо или вы остановились? Это не одно и то же!
– Я проходила и потом остановилась…
– Но вы принимали участие в драке?
– Нет… Я только хотела растащить – там дрались двое, и я… я, кажется, ударила одного сумкой… Они так дрались, что мне стало страшно.
– Сумку у вас отобрали в тюрьме?
– Да, сеньор комиссарио.
Комиссар снял телефонную трубку и велел принести вещи задержанной Монтеро.
– Вы ехали с пляжа, говорите? – снова обратился он к Бебе.
– Да, сеньор комиссарио…
– Живете с родителями?
– Нет, сеньор комиссарио, мои родители умерли. Я живу одна… То есть, я хочу сказать, – с подругой.
– У вас есть состояние?
– Нет, сеньор комиссарио…
– В таком случае, почему вы не работаете? Вы были на пляже не в воскресенье. На какие средства вы живете?
– Я работаю натурщицей, сеньор комиссарио… Позирую для художников.
– А-а… позируете?
Комиссар оглядел ее и усмехнулся, Беба под его взглядом покраснела.
– Да, позирую! – запальчиво отпарировала она. – А что такого?
Он успокаивающим жестом выставил перед собой ладони:
– Тише, тише! Я тебе что-нибудь сказал? Вот и не волнуйся…
Положив перед собой лист бумаги, комиссар развинтил вечное перо и попробовал его на ногте. С минуту он писал, не обращая больше на Бебу никакого внимания, потом в дверь стукнули, и вошел полицейский с пляжной сумкой. Комиссар жестом велел положить ее на стол.
– Твоя? – спросил он у Бебы, откладывая бумагу.
– Моя, сеньор комиссарио…
– Глянь,