Я родилась рабыней. Подлинная история рабыни, которая осмелилась чувствовать себя человеком. Харриет Джейкобс
белый, ибо унаследовал внешность, которую бабушка получила от англосаксонских предков. Хоть ему и было всего десять лет, за него уплатили семьсот двадцать долларов. Его продажа явилась ужасным ударом для бабушки, но она от природы была склонна надеяться на лучшее и начала трудиться с удвоенной энергией, веря, что сумеет выкупить часть детей. Ей удалось скопить триста долларов, которые хозяйка однажды упросила ссудить ей, обещая вернуть. Читатель, верно, знает, что никакое данное рабу обещание – устное ли, письменное ли – не имеет законной силы; ибо, согласно южным законам, раб, будучи собственностью сам, никакой собственностью владеть не может. Когда бабушка одолжила хозяйке трудом и по́том заработанные деньги, она полагалась на честное слово последней. Честность рабовладелицы перед рабыней!
Когда мне было шесть лет, мать умерла, и тогда – впервые – из разговоров других мне стало известно, что я рабыня.
Доброй бабушке я обязана многими жизненными благами. Мы с братом в детстве часто получали от нее порции крекеров, пирогов и варенья, которые она делала на продажу, а выйдя из детского возраста, не раз были признательны за иные услуги.
Таковы необыкновенно удачные обстоятельства моего раннего детства. Когда мне было шесть лет, мать умерла, и тогда – впервые – из разговоров других мне стало известно, что я рабыня. Хозяйка матери была дочерью хозяйки бабушки – сводной сестрой моей матери; их обеих бабушка выкормила грудью. Более того, мать отняли от груди в три месяца, дабы малютка хозяйки получала достаточно пищи. Они вместе играли детьми, а когда стали женщинами, мама была вернейшею слугой некогда сводной сестре. На смертном одре хозяйка клялась, что ее дети никогда не будут знать ни в чем нужды – и пока была жива, слово держала. Все по-доброму отзывались о моей покойной матери, которая была рабыней лишь по названию, но природа ее отличалась благородством и женственностью. Я скорбела, и мой юный ум тревожил вопрос, кто отныне станет заботиться обо мне и моем брате. Сказали, что теперь моей семьей станет ее хозяйка, моим домом – ее дом; и в доме этом я обрела счастье.
Никаких тяжелых или неприятных работ не поручали. Хозяйка была столь добра, что я всегда была рада исполнить ее поручения и с гордостью трудилась столько, сколько позволял мой юный возраст. Я сидела рядом с нею часами, трудолюбиво занимаясь шитьем, с сердцем столь же свободным от забот, как и сердце любого свободнорожденного белого ребенка. Когда ей казалось, что я устала, она отсылала меня побегать и попрыгать; и я устремлялась собирать ягоды или цветы, дабы украсить ее комнату. То были счастливые дни – слишком, чтобы продлиться долго. У маленькой рабыни не бывает мыслей о завтрашнем дне; но тут пришла беда, которая, увы, рано или поздно поджидает каждое человеческое существо, рожденное быть движимым имуществом.
Когда мне было почти двенадцать лет, моя добрая хозяйка занедужила и скончалась. Видя, как блекли ее ланиты, как стекленели глаза, сколь искренно молилась